– Мне тоже хочется убраться отсюда.
– Составить тебе компанию? – интересуюсь я.
– Нет. Со мной все будет в порядке, – говорит он, но в его глазах на мгновение появляются слезы.
Кристиан отворачивается, но тут же поворачивается вновь. И с грустной улыбкой смотрит мне прямо в глаза.
– Наверное, это прозвучит странно и неуместно… Но я хочу пригласить тебя.
– Пригласить куда? – непонимающе спрашиваю я.
– На свидание, – отвечает он.
– Что? Прямо сейчас?
Он смеется, будто ему вдруг стало неловко.
– Боже, нет, – стонет он и закрывает лицо руками. – Сейчас я отправлюсь домой. – Кристиан открывает лицо, и на нем появляется застенчивая улыбка. – Но, когда мы вернемся в университет, мне бы хотелось сходить с тобой на свидание.
Свидание. Я вспоминаю выпускной бал два года назад, на который он меня пригласил. И как я танцевала в его объятиях, окутанная ароматом и теплом его тела, и смотрела в его глаза в надежде, что мне наконец удастся преодолеть стену непонимания между нами, а Кристиан увидит меня настоящую.
Но после этого у его бывшей, Кэй, случился нервный срыв, и он решил, что ему следует отвезти домой ее, а не меня.
– Ты никогда не забудешь об этом, верно?
– Скорее всего, нет.
– Это означает «нет»?
– Нет.
– Нет?
– Я имела в виду «да». Я пойду с тобой на свидание.
Мне даже не нужно время, чтобы все обдумать. Мы всегда встречались независимо от своего желания: во время лесного пожара, на танцах, на похоронах. Так неужели мы не заслужили чего-то нормального? К тому же прошло уже больше шести месяцев с тех пор, как мы с Такером расстались. Так что самое время дать шанс нашим отношениям с Кристианом.
– Я планировал пригласить тебя на ужин и сходить в кино, – говорит он.
– Я с удовольствием поужинаю и схожу в кино с тобой.
И нас вдруг окутывает неловкая тишина, пока работники кладбища бросают последние горсти земли на могилу Уолтера Прескотта.
– Я хотела… – стараясь унять участившееся сердцебиение, начинаю я, а затем указываю на обычное мраморное надгробие у осин, стоящее над могилой мамы.
Он кивает, после чего засовывает руки в карманы и уходит к своему пикапу. Я провожаю его взглядом, пока он не скрывается вдали. А после этого направляюсь к бетонной лестнице, которую не раз наблюдала в своих видениях в прошлом году. Сейчас, когда кладбище укутал снег, оно выглядит совершенно по-другому: уродливее, равнодушнее, более серым и пустынным.
Я останавливаюсь у могилы матери и просто смотрю на нее в течение нескольких минут. В верхнем углу надгробия появилось какое-то темное пятно, но, сколько бы я ни терла его перчатками, мне не удается его убрать.
Некоторые приходят на кладбища, чтобы поговорить с умершими. Жаль, у меня ничего не выходит, потому что как только слова: «Привет, мама» – слетают с губ, я ощущаю себя невероятно глупо. Ведь ее здесь нет. Под землей и снегом лежит лишь ее тело, но мне не хочется думать об этом. К тому же я знаю, где сейчас мамина душа. Я видела своими собственными глазами, как она шла навстречу восходу солнца от внешнего края небес. И в этом ящике, под землей, ее уж точно нет.
Интересно, когда я умру, меня тоже похоронят здесь?
Я подхожу к сетчатой ограде на краю кладбища и всматриваюсь в заснеженный лес. Меня тут же окутывает знакомая скорбь, не оставляющая сомнений в том, кто решил присоединиться ко мне.
– Выходи. Я знаю, что ты здесь, – зову я.
На мгновение повисает тишина, а затем раздается хруст снега от чьих-то шагов, и из-за деревьев появляется Семъйяза. Когда он останавливается в полуметре от забора, меня охватывает чувство дежавю. И я тут же воздвигаю ментальную стену между нами, чтобы укрыть свой разум от него. А затем мы несколько секунд просто пялимся друг на друга.
– Зачем ты пришел, Сэм? – спрашиваю я. – Чего хочешь?
Он громко хмыкает. Я замечаю, что одна из его рук спрятана в кармане длинного кожаного пальто, и тут же задаюсь вопросом, не держит ли он сейчас в ней мамин браслет. Ведь это единственное, что у него осталось от нее.
– Зачем ты отдала мне его? – после долгого молчания спрашивает он. – Она тебя об этом попросила?
– Мама сказала, чтобы я надела его на похороны.
Он склоняет голову.
– Первый раз это случилось во Франции, – вдруг говорит он. – Она тебе когда-нибудь рассказывал об этом? – Он улыбается и поднимает к небу сияющие глаза. – Мэг работала в больнице. И с первого взгляда на нее я понял, что в ней есть что-то особенное. Словно на ней стоял божественный отпечаток.
«Так вот в чем дело, – поняла я. – Он хочет поговорить о маме». Мне следовало бы остановить его, сказать, что мне неинтересно, но я так и не решаюсь на это.
Семъйяза подходит ближе к забору, и я слышу, как проскакивает статическое электричество по металлу.
– Как-то раз она вместе с другими медсестрами отправилась к пруду на окраине города, чтобы искупаться. Она смеялась над какой-то шуткой одной из подруг, когда почувствовала мой взгляд и подняла глаза. Другие девушки тоже увидели меня и тут же бросились прикрываться одеждой, потому что купались в нижнем белье. Но не она. Тогда она красила волосы в каштановый цвет и подстригала их до самого подбородка, но мне нравилось, как локоны вьются вокруг ее шеи. Через мгновение Мэг подошла ко мне. Помню, она пахла розами и облаками. Я застыл на месте и не сводил с нее взгляда, чувствуя себя невероятно странно, а она ухмыльнулась и залезла в передний карман моих брюк, где всегда лежала пачка сигарет, правда, больше для вида. Она вытащила одну из сигарет, а затем вернула пачку обратно и сказала: «Мистер, будьте любезны, дайте мне огонька». Я не сразу понял, что она просит у меня зажигалку, но у меня даже не было зажигалки. А когда я сказал ей об этом, она ответила: «Ну, тогда от тебя не так уж много толка». После чего развернулась и ушла.
Кажется, Семъйяза полностью погрузился в это воспоминание, но мне оно не нравится. Эта дерзкая шатенка с сигаретой, которой он так очарован, совершенно непохожа на мою маму.
– Мне понадобилось много времени, чтобы заставить ее вновь заговорить со мной. И еще больше, чтобы добиться поцелуя…
– С чего ты решил, что я хочу это слушать? – перебиваю я.
Уголок его рта приподнимается в лукавой улыбке.
– Мне кажется, ты очень похожа на нее.
Холодный ветер забирается под рукав и скользит по руке, отчего я плотнее закутываюсь в пальто. По эту сторону забора мне ничего не угрожает. Это освященная земля. Но я же не смогу провести здесь всю свою жизнь.
– Расскажи мне о ней, – просит Семъйяза, невозмутимо смотря на меня своими золотистыми
