Я неуверенно кошусь на Кристиана.
«Что нам делать?»
Он кивает в сторону лестницы, которая ведет на второй этаж, и мы медленно поднимаемся по ступенькам. Стараясь не шуметь, мы останавливаемся на верхней площадке и прислушиваемся к происходящему за закрытой дверью, из-под которой пробивается полоса яркого света.
Меня охватывает желание постучать, будто если я буду вести себя как ни в чем не бывало, то окажется, что ничего и не произошло. Словно на мой стук откроет Анна, а затем без тени улыбки спросит, что мы здесь позабыли в такой поздний час, но все равно отведет к Анджеле, а подруга оторвется от книги, которую читает, развалившись на кровати, посмотрит на нас и спросит: «Серьезно? Вы такие параноики, что не смогли дождаться утра?»
Словно если я постучу, то по ту сторону двери не окажется никакого зла.
Покачав головой, Кристиан останавливает меня.
«Что ты чувствуешь?» – мысленно спрашивает он.
Я открываю разум и убираю стену вокруг своего сознания, которую даже не осознавала, что выстроила. Меня тут же захлестывает скорбь и такая пронизывающая, всепоглощающая боль, что перехватывает дыхание. Я прислоняюсь к стене и пытаюсь прорваться сквозь скорбь, чтобы определить ее источник, но перед глазами всплывает лишь женское тело, плавающее в воде лицом вниз, пока ее темные волосы колышутся вокруг головы. Это падший – о, да, это определенно падший ангел, – но не Семъйяза. Окружающая его скорбь отличается от скорби Сэма. Она злее, яростнее и вызвана агонией, которая длится множество веков. Но, несмотря на это, ее как будто сдерживают, не из жалости к окружающим, а из желания добиться определенной цели и уничтожить всех.
«Там Чернокрылый, – мысленно говорю я Кристиану, стараясь направлять слова лишь ему, как учил нас папа. – Причем высшего порядка. Больше мне ничего не удалось понять, его скорбь заглушает все остальное. А ты что-нибудь почувствовал? Можешь прочитать их мысли?»
«Там как минимум семь человек, – закрывая глаза, отвечает он. – Сложно сказать точнее».
– Я же уже сказала, что тебе здесь не рады, – вдруг раздается тихий испуганный голос. – Уходи отсюда.
– Ай-ай-ай, Анна, – звучит еще один голос, в котором слышится та же мелодичность, что и у папы. – Разве можно так обращаться со старым другом?
– Ты никогда не был моим другом, – огрызается Анна. – Скорее уж ошибкой. Грехом.
– Грехом? – переспрашивает он. – Я польщен.
– Я обличаю тебя. Во имя Иисуса Христа. Изыди.
– Ох, не надо так драматизировать, – с явным раздражением говорит он. – Мы пришли сюда не из-за тебя.
– А зачем же? – уверенно и совершенно спокойно спрашивает Анджела, будто перед ней не стоит Чернокрылый. – Чего вы хотите?
– Мы пришли взглянуть на ребенка, – отвечает он.
Мы с Кристианом обмениваемся встревоженными взглядами, в которых читается один и тот же вопрос: «Где Уэбстер?»
– Ребенка? – с некоторым удивлением повторяет Анджела. – Зачем?
– Пенемуэ хочется увидеть малыша, как и мне. Я ведь его дед.
«Проклятье. Пен тоже здесь, – думаю я. – Но… значит, второй падший – это отец Анджелы?»
– Ты ему никто, Азазель, – выплевывает Анна. – Пустое место.
Я тут же выуживаю из памяти все, что мне удалось собрать об этом Чернокрылом за последний год: коллекционер; настоящий злодей, который не остановится ни перед чем ради цели завербовать или уничтожить всех Трипларов на земле; брат Семъйязы, отобравший у него должность лидера Наблюдателей. «Он очень опасен, – говорил мне папа. – Безжалостный. Решительный. Он берет то, что хочет, и, если увидит вас и поймет, кто вы, вам несдобровать». Меня охватывает нестерпимое и инстинктивное желание убраться отсюда подальше. Спуститься по лестнице и унестись без оглядки. Но я стискиваю зубы и заставляю себя оставаться на месте.
– Его здесь нет, – говорит Анджела. В ее голосе не слышно и капли испуга, а лишь напускное раздражение от их вторжения. – Ты бы мог позвонить, Пен, и я бы все тебе рассказала. Не пришлось бы проделывать весь этот путь.
Азазель смеется. И от этого звука у меня по коже расползаются мурашки.
– Позвонить? – удивленно переспрашивает он. – Но тогда где же ребенок?
– Я его отдала.
– Отдала? Кому?
– Милой паре, отчаянно желающей завести ребенка, которую нашла в Агентстве по усыновлению. Папа – музыкант, а мама – кондитер. А значит, его всегда будет окружать музыка и хорошая еда.
– Хм, – задумчиво хмыкает Азазель. – А Пенемуэ не сомневался, что ты оставишь ребенка себе. Ведь так?
– Да, – подтверждает еще один голос, в котором трудно узнать Пена, потому что он звучит невероятно хрипло. – Она говорила, что оставит ребенка.
– Сына, – поправляет Анджела. – Но я передумала, когда поняла, что ты меня бросаешь. – В ее голосе отчетливо звучит горечь. – Послушай, я не особо люблю детей. К тому же мне всего девятнадцать, я учусь в Стэнфорде и не захотела отказываться от своей жизни. Так что решила не обременять себя ребенком и отдала его людям, которые о нем позаботятся.
Мне не видно, что происходит за дверью, но я с легкостью могу представить, как Анджела стоит перед ними с безразличным выражением лица, которое появляется у нее, когда она пытается что-то скрыть. Уверена, сейчас одна ее нога отставлена в сторону, а голова наклонена, будто ей не верится, что они все еще продолжают обсуждать эту тему.
– Похоже, вы зря потратили свое время, – добавляет подруга. – И мое тоже.
На мгновение воцаряется тишина, а затем Азазель начинает аплодировать. Его хлопки медленные, но такие громкие, что я невольно вздрагиваю каждый раз, когда ладони соприкасаются друг с другом.
– Отличное представление, – говорит он. – Ты настоящая актриса, моя дорогая.
– Можешь не верить мне, – отвечает она. – Мне все равно.
– Обыщите квартиру, – приказывает Азазель с таким невозмутимым спокойствием в голосе, которое напоминает гладь воды на озере. – Загляните во все уголки и шкафы. Уверен, ребенок где-то здесь.
Из коридора доносятся удаляющиеся шаги, а затем раздается грохот ломаемой мебели и бьющегося стекла. Анна начинает тихо и отчаянно шептать, и через мгновение я понимаю, что это молитва Господу.
«Мы должны что-то сделать», – мысленно обращаюсь я к Кристиану.
Но он снова качает головой.
«Мы не выстоим, Клара. Там два падших ангела, а твой отец говорил, что мы не сможем победить даже одного из них, если столкнемся лицом к лицу. И не забывай об остальных. Уверен, с ними пришли и Триплары. У нас нет ни единого шанса одолеть их всех».
Я прикусываю губу.
«Но мы должны помочь Анджеле».
Кристиан качает головой.
«Мы должны выяснить, где находится Уэб. Вот какой помощи от нас хотела бы Анджела», – говорит он.
Я ощущаю его желание убежать, как его учили делать в подобной ситуации. А еще страх, граничащий с паникой. Но он боится не за себя, а за меня. Ему хочется посадить меня в пикап и увезти подальше отсюда. Кристиан понимает, что если мы останемся, то его
