В голове не умещалось…
* * *Двор юриста встретил тенями и тихим шарканьем. Антон отворил деревянную дверь — хлынул свет, жаркий ароматный воздух обдал кожу. Он вошел в предбанник, собирался окрикнуть дам, но замолчал, услышав голос Кати:
— Теперь понимаю, почему он на тебе женился.
— Правда? — спросила Марина.
— Фигура у тебя клевая.
— Ну, спасибо.
— А что целлюлит и сиси отвисают — не переживай. Пластические хирурги чудеса творят.
«Маленькая сучка», — подумал Антон, перетаптываясь с ноги на ногу.
— Я и не переживаю, — сказала Марина восемнадцатилетней хамке.
Антон постучал о сосновый косяк.
— Собирайтесь, девочки.
Первой из бани выскочила взъерошенная дочь. Обняла отца.
— Как ты, родная?
— Меня мама веником била. — Баня и веник, кажется, немного взбодрили Аню, по крайней мере, румянец вернулся.
— Ты б ее тоже побила.
— А я и побила.
В щели приотворенных дверей клубился пар, Марина и Катя одевались. Обе были в кофтах и трусиках. Катя, заметив зрителя, нарочито прогнула спинку, позируя, но Антон на нее не взглянул. Его внимание поглотила Марина. Нагота стройных ног, белизна пышных бедер ослепили. Как давно он не видел Марину такой — домашней, полуголой. Скромное белье, голубые шортики заводили сильнее любых кружев.
«Действительно клевая», — вздохнул Антон.
Распаренная Марина оглянулась. Бывший муж смущенно потупился.
Потом он вел их через темную улицу, словно офицер — рядовых, словно маленький взвод, спасающийся от бомбежки. В десяти метрах фонарь погас, брызнув искрами. Заскрипели штакетины.
Антон подумал, что эта ночь не кончится никогда.
Марина организовала чай. Грея руки о разномастные чашки, они сгрудились в гостиной. Присутствие задрапированного зеркала давило на психику.
— Это ведь другое зеркало? — спросил Смирнов. — Не то, на котором вы рисовали символы?
— Это было мамино зеркало, — сказала Аня. — У нас дома.
— Старое? Треснувшее?
— Как вы узнали?
— Треснувшее зеркало — самый легкий путь для нее. Такие вещи держать в доме нельзя.
— Знаете, сколько оно стоит? — вклинилась Марина.
Смирнов осек неожиданно жестко:
— Две жизни? Больше?
Марина спрятала взор в чашку.
— А почему — нельзя? — спросила Аня.
— Плохая примета. Причем абсолютно у всех народов мира. Наши предки знали, что зеркало — магический инструмент. Его целостность важна, а трещины — это лаз для неназываемых духов. И в осколки смотреть запрещалось. Зажмуривались, если надо было их вымести.
— Семь лет неудач, — сказала Катя.
— Это потому, — блеснула эрудицией Марина, — что зеркала раньше были очень дорогими. Вот их и берегли как сокровища.
— А давайте, — сказал Смирнов, — вы не будете изображать Александра Друзя? Девочки, у вас помада есть?
— Зачем тебе? — спросил Антон.
Он догадался, что задумал Смирнов, и в животе засосало от недобрых предчувствий.
— Проведем тот же ритуал.
— Это в книге так написано?
— Да. — Смирнов положил возле зеркала кольцо с красным камнем, взял у Кати помаду.
— А Ане обязательно присутствовать?
— К сожалению. Мало того, вас с Мариной я попрошу выйти из комнаты. Останутся только девочки. — Не слушая возражений, Смирнов улыбнулся Ане: — Хочешь, чтобы это скорее закончилось?
— Да, — сказала она. И добавила: — Мам, пап, я в норме.
Страх придавал ей смелости. Парадокс.
— Делайте все, как в прошлый раз, — сказал Смирнов. — Пусть выйдет к вам. И тогда верните ей кольцо.
— Как?
— Кольцо — символ. Вы должны освободиться от Дамы здесь. — Он коснулся лба. — Перестать бояться. Мысленно освободиться от ее влияния и от кольца.
— Так просто, — буркнула саркастично Катя.
— И главное, — сказал Смирнов, — никто, кроме девочек, не должен вступать с Дамой в контакт. Ни при каких условиях.
35
В какой-то момент Анино сознание будто телепортировалось с папиной дачи в захламленную антиквариатом гостиную. Зеркало — овальное, дешевое, подвесное — трансформировалось в продолговатый прямоугольник. Обросло деревянной рамой с вырезанными колоннами, состарилось. За мушками и паутиной трещин к отражению Ани и Кати присоединился Чижик, документирующий камерой происходящее. Живой, не разбившийся всмятку об асфальт. А в громоздком шкафу прячется тоже живой Матвей, золотоволосый, красивый и широкоплечий.
Аня прогнала наваждение. Чижик лежал в морге. Матвей стал пеплом. В зеркале лишь двое людей. И рука выводит помадой рисунок. Дверь, примитивная лесенка. Последним штрихом Аня изобразила дверную ручку и выронила помаду. Язычок свечи трепетал над столбиком воска, создавая удушливую атмосферу, сужая комнату до размеров каморки.
В коридоре толпились тени, но тени были дружественными. Папа, мама, бородатый дядя Юра наблюдали за процессом с расстояния, готовые прийти на помощь в любой момент. Катя стояла позади, точно как в тот роковой вечер. Зеркало прислонилось к стене под небольшим углом, напротив него стояла накрытая полотенцем птичья клетка.
— Мы здесь, зайка, — сказал отец.
Он обнял маму за талию — этот жест понравился Ане. Смирнов прицелился фотоаппаратом.
— Давай, малая, — поторопила Катя.
Аня прочистила горло:
— Пиковая Дама, приди.
Прислушалась к шорохам. Участники ритуала словно находились внутри огромной трубы, привыкшие к постоянному гулу и не всегда способные отчленить его от тишины. Полумрак шуршал и поскрипывал, гудел насмешливо.
— Пиковая Дама, приди.
Катя чуть отступила — и лицо утонуло во мраке, сделалось черным, смазанным. Катя снова качнулась вперед, тени всосались обратно в глазницы и скулы.
Пламя, стелившееся влево, резко выпрямилось, задергалось, затрепетало отчаянно, желая покончить с собой — потухнуть. Аня заслонила фитиль ладонью, но это не дало никакого результата. Неощутимый сквозняк словно бы дул сквозь кости и плоть, шугая желтый язычок.
— Не вмешивайтесь, — напомнил Смирнов. Видимо, родители насторожились в коридорном зеве. — Они сами должны…
— Пиковая Дама, приди.
Губы пересохли и слиплись. Катя вручила кольцо — гнутую полоску зеленоватого металла. Аня поддела его указательным пальцем. Девочки всматривались в зеркало, затаив дыхание и не моргая. Глаза слезились от напряжения.
— Долго еще? — не выдержала Катя.
— Ждите, — прошептал дядя Юра. — Не отвлекайтесь.
Катю хватило минуты на полторы.
— Мы что-то не так сделали?
Молчание. Рябь прошла по амальгаме, как по застоявшейся болотной воде. Аню обдало холодом. Очертания Кати двоились, в то время как отражение Ани оставалось четким.
«Кто-то стоит у нас за спинами», — осознала девочка.
Голова третьего участника представления норовила выплыть из-за Катиных волос. Тончайшие жгутики, прожилки тьмы расползались по зеркалу.
— Она здесь, — сказала Аня не своим голосом.
Щелкнул фотоаппарат. Вспышка ударила по сетчатке. Щупальца образовывали гнездо внутри овала.
— Пока нет, — возразил Смирнов.
Но эти длинные отростки, шевелящиеся за плечом окаменевшей Кати… — это же пальцы! Пальцы ведьмы с нестрижеными острыми ногтями.
— Ты видишь? — спросила Аня.
— Нет.
— Лола бы почувствовала, — сказал Смирнов. — Продолжайте.
Аня все таращилась на силуэт, с небольшой погрешностью повторяющий силуэт Кати, вписанный позади, но не умещающийся полностью.
— Это она! — Аня оглянулась.
— Не оборачивайтесь! — приказал Смирнов.
— Черт тебя дери, — вспылил папа. — Если Аня говорит…
Катя, задев рукой, нагнулась и сдернула полотенце. Девочки ахнули. Дохлая канарейка валялась в кучке перьев. Птичье сердечко лопнуло, не совладав с ужасом.
Сдавленно вскрикнул Смирнов. В коридоре выключился свет. Тьма наехала адским локомотивом из туннеля. Краем глаза Аня увидела, что папа пытается вмешаться, но дядя Юра преграждает ему
