«Не тронь его! — мысленно заорал Смирнов. — Гоните ее, гоните!»
На секунду показалось, что это не Антон Рюмин, а его сын, Олег, парит в воздухе. Смирнов вцепился в напряженные плечи Антона и потащил к себе:
«Отпусти его! Возьми меня!»
В плитке щупальца переползали с Антона на Смирнова.
«Да, вот так. Давай, иди!»
Женщина в рубище заплясала в отражениях. Бугристые ступни волочились по мусору. Ногти полосовали воздух. Ее плоть была разодрана на части, и лишь толстые пеньковые веревки удерживали воедино конечности и разваливавшееся туловище. Мясистые волокна не позволяли деформированной челюсти отпасть. Воронка беззубой пасти пульсировала, из нее вылетела жирная зеленая муха.
Смирнов нарисовал в голове образ сына. Загородился им, как распятием загораживаются от вампиров в кино.
Мальчик фотографировал море и смеялся.
Смирнов открыл рот широко и почувствовал, как муха защекотала крылышками нёбо.
Будто взрывом, его откинуло к железному шкафчику. Он кувыркнулся, приложился затылком о бетон. Смятые дверцы отразили склоняющуюся над жертвой тварь: ее щупальца, пасть и обезумевшие глаза. Смирнов понял: она боится. Не хочет уходить в свой ад, в свою угрюмую тюрьму.
Потому что современные дети слишком циничны и прогрессивны, чтобы малевать на зеркалах лесенки, чтобы верить в пионерские страшилки. И ее вызывают все реже, а однажды забудут вовсе.
— Марина! — захрипел Смирнов. — Вспомните о чем-то хорошем! Какой-нибудь мощный образ, чтобы защититься от нее!
Передний зуб Смирнова выломался сам по себе. Выпал с корнем. Клык раскололся, следом моляр. В глотку потекла соленая кровь. Смирнов скосил глаза и увидел в дверцах: Пиковая Дама протискивала голову в его раззявленный рот.
«Сыночек… помоги…»
На берегу моря, существующего вне времени и пространства, спокойного и величественного моря, Олег поглядел сквозь видоискатель и нажал на кнопку.
За переносицей Смирнова вспыхнуло. Белый исцеляющий огонь.
Пиковая Дама отпрянула, недовольно зарычала. Давление на ребра уменьшилось, но через мгновение отражение в дверцах вновь зарябило. Демон вздыбился, изготовившись к атаке.
…Море… или океан? И белые альбатросы… и голубые скалы вдали. Теплый бриз, запах йода… Может быть, Смирнов придумал этот омываемый пенными волнами пляж, выбрал в качестве защиты, а может, побережье существовало в действительности — где-то за гранью миров.
— Улыбнись, — сказал сын. Ветер надувал парусом его белоснежные шорты. — Улыбнись, папа.
Мальчик поднес к лицу фотоаппарат и сделал снимок.
Вспышка, яркая, волшебная, отшвырнула ведьму. Пиковая Дама заметалась в кафеле. Смирнов разразился кашлем — меж окровавленных губ выпорхнула зеленая волосатая муха. В пике она устремилась к вопящей Марине.
49
— Малышка… проснись… проснись, любимая.
Марина потянулась сладко, зевнула и открыла глаза. Дочь спала на ее животе, сжав крошечные кулачки. Антон сидел рядом, какой-то особенно красивый и родной этим солнечным утром.
— Мне такие приятные сны снились… — пробормотала Марина, стараясь привстать и при этом не разбудить новорожденную дочь. Удивилась, заметив что-то темное на простынях. Пятна, которые вроде бы двигались, перетекали вдоль ног.
— Ты посмотри на это, — прошептал Антон.
Божьи коровки, единственные насекомые, не вызывавшие у нее брезгливости, роились в палате, ползали по пеленкам. Жучок с пятью пятнышками и упорством альпиниста взбирался по пухлой щеке безымянного еще ребенка — имя они придумают днем позже в такси. Марина, спохватившись, осторожно убрала коровку, пересадила на кровать.
— Откуда они здесь? — спросила изумленно.
— Не знаю. — Антон разглядывал жучков. — Но это какое-то волшебство. Магия…
В дверь палаты постучали, затем заскоблили ногтями по полотну. Так собака пытается проникнуть в помещение.
Марина напряглась, но Антон сказал спокойно:
— Она не войдет. Только не сюда.
Божьи коровки взлетали с бежевого аэродрома постели. И это чудо было сильнее любого демона.
* * *Марина стояла посреди подвала, зажмурившись. Зеленая муха словно врезалась в невидимую преграду, сменила курс и полетела, пьяно вихляя, прочь из операционной.
50
— Тоша! Очнись! Очнись же!
Антон оторвал от бетона потяжелевшую голову. Комната ходила ходуном. Он сел, отплевываясь, сфокусировался. Воспоминания о зеркальном лабиринте блекли. Он различил за красной пеленой стол и расплывающиеся фигурки. Марина прильнула к дочери, повторяла ее имя.
Анна Верберова ушла — Антон выхаркал ее вместе с пылью. Но праздновать победу было слишком рано. Он встал, пошатываясь, цепляясь за стены. Поковылял к жене.
Смирнов — кто-то выбил ему зубы и измарал кровью свитер — суетился над Аней. Машинка сливала на пол бумажную ленту — прямую страшную линию.
— Верните ее! — взмолилась Марина. — Вы обязаны! Вы обещали!
Антон трогал ледяное запястье дочери. Как долго он находился в отключке, в зазеркалье Пиковой Дамы? Под ботинком хрустнули часы. Антон, трепеща от страха, подобрал их. Таймер продолжал вести отсчет.
Три пятьдесят. Почти четыре минуты Аня была мертва.
— Господи! Что же делать! — Марина прижалась губами к сухим губам дочери, пыталась вдохнуть в легкие кислород.
— Отойдите. — Смирнов приложил утюжковые электроды дефибриллятора к Аниной голой груди.
Разряд! Тело дрогнуло.
— Сразу семьсот нужно!
Электрический импульс прошил грудную клетку. Аня содрогнулась, кардиограмма на дисплее и на бумажной ленте чиркнула робкой зазубринкой.
— Еще раз! — заревел Смирнов, брызгая кровью из десен.
Аня закричала, резко распахнув глаза… больше не черные, а небесно-голубые, как у папы. Частые пики на мониторе дефибриллятора означали жизнь.
Смирнов выронил электроды и ошалело улыбался, глядя на девочку.
Чтобы не упасть, Антон уперся ладонями в стол. Марина усыпала личико дочери поцелуями. Антон впервые слышал, чтобы она молилась.
51
Смирнов проводил Рюминых до лифта. Антон нес на руках дочь. Анечка спала, прижав к чумазой щеке кулак.
— Идите, — сказал Смирнов, нажимая кнопку вызова. — Идите, поднимайтесь наверх и ни с кем не разговаривайте. Забудьте скорее эту историю, и меня забудьте.
— А ты? — Антон выглядел ужасно. Но глаза, утонувшие в черных гротах, сверкали надеждой, красивейшей из жемчужин.
— А мне нужно закончить.
— Это еще не конец? — спросила Марина, прижимаясь к мужу и дочери.
— Практически конец. — Смирнов облизал осколки зубов. Боли он не ощущал.
— Иначе никак нельзя?
— Нет. Если не поставить точку — она вернется.
Антон медленно кивнул:
— Спасибо тебе.
Смирнов одарил спящую девочку нежной улыбкой.
— Берегите малышку. Она действительно ангел.
* * *…Он раскладывал перед собой фотографию в треснувшей раме, мел и потрепанную книгу, когда появилась крыса. Лампы поморгали, зарычали утробно замшелые трубы. Крыса взобралась на примятый металлический шкафчик. Крупная особь с острой мордой и кривыми сточенными зубами. Седая шерсть торчала на загривке, вдоль туловища шли двумя рядами маслянисто-блестящие морщинистые соски. Крыса вперила в человека ненавидящие черные глаза.
— Тебе подходит этот наряд, — ухмыльнулся Смирнов. — Сидит как влитой.
Он взял мел и начертил на полу древний символ. Треугольник и круг, еще один треугольник. Крыса била по металлу лысым розовым хвостом.
Смирнов
