— Я здесь…
Пальцы Артема отклеились от дверной коробки.
Мама звала. Мама хотела обнять сыночка — он прижмется к ее животу, они снова будут вместе — навсегда. Артем отведет заблудившуюся маму к Оле. Сестра засмеется — все наладится…
За колышущимся полиэтиленом нескладная женщина выпростала тощие руки.
Доски пищали и разъезжались, как подтаявшие льдины.
Артем достиг лесов, откинул завесу.
Неужели он принял за маму мешок с цементом?
Артем завертелся.
— Малыш… мальчик мой, помоги мне…
Голос доносился из-за закрытых дверей у лестницы — такой же, какая была в холле. Рваный и грязный палас стекал по ступенькам. Ткань сгнила. Паутина опутала балясины, густая, инкрустированная дохлыми мухами и тараканами. Артем двинулся навстречу голосу и тихой мелодии. Колыбельная — мама никогда не пела такую… тоскливая, вязкая, как подтаявшая на солнце жвачка… окутывающая…
Артем схватился за медный набалдашник ручки. Дверь не поддалась. Мама заскулила в темноте, заскребла когтями по полотну.
— Я сейчас… мамочка… Сейчас…
Строительные леса накренились и грохнулись, взвив тучу пыли. Женщина, стоявшая в углу, не была его мамой. Кошмарные дыры глаз сочились жирным мраком. Ржавые ножницы трижды щелкнули в суставчатых пальцах.
Чик. Чик. Чик.
Артем сказал себе, что не станет кричать.
* * *— Ну чего ты? — спросила Алиса, томно виляя бедрами. Вокруг талии она повязала цветастую простыню. Стройные ноги эффектно выскальзывали из-под импровизированной юбки. Алиса танцевала у окна, как красивая цыганочка-панкетка. Из портативной колонки играла приглушенно электронная музыка. — Снимай давай.
Женя опустил телефон.
— Память закончилась. Надо папки почистить.
— Эх, я собиралась тебе шоу показать.
Оля вытерла губы, убрала прилипчивую улыбку. Вино вскружило голову. Двух стаканчиков хватило, чтобы она захмелела. А Кирилл подливал опять… Бездонная эта бутылка, что ли?
Оля вспомнила, как наелась пьяных вишен из маминой наливки и уснула под столом, а мама потом подтрунивала… вспомнила единственную выпитую рюмку водки: хотелось просто попробовать, какая она на вкус. Украла из буфета запасы отчима. Обожгла гортань и долго не могла смыть с языка отвратительную горечь…
И как ее взрослые пьют добровольно?
Но вино, в отличие от водки, было приятным, мягким… как улыбка Кирилла.
Соня зааплодировала Алисе, та поклонилась. Соня не налегала на алкоголь — доев клубнику, принялась за чипсы.
«Вообще классная получилась вечеринка», — сонно подумала Оля.
По телу волнами расходилось тепло.
— Добби. — Кирилл кивнул на дешевенький Женин мобильник. — Че за орехокол? Ты с нас кучу бабла имеешь за домашку. Че себе айфон не купишь?
— Я коплю, — сказал Женя важно. — Мне деньги для другого нужны. Я же…
Он не договорил.
В дверь ударили, словно врезались плечом. Ручка завращалась.
— Блин, — прошептала Алиса.
— Шухер! — Женя панически поклацал кнопками, вырубил музыку. Соня и Оля стукнулись лбами, пытаясь уничтожить улики. Стаканчики полетели под кровать заодно с чипсами. В полумраке Кирилл пнул ногой бутылку. Она покатилась к трельяжу, звеня и рисуя на полу пахучую красную линию.
Дверь дергали яростно.
— Прячьтесь вы, — шикнула Алиса. Мальчики сели на корточки в тени кроватей. Алиса просканировала комнату: Соня уже лежала под одеялом. Мигом протрезвевшая Оля коротко кивнула.
— Кто? — в нарочитом зевке поинтересовалась Алиса.
— Артем Краснов! — представился взволнованный голосок.
— Тема? — У Оли отвисла челюсть.
Алиса отперла дверь, брат ворвался в комнату. Лицо опухло от слез, пижама измаралась, к волосам прилип клок паутины. Соня выдохнула. Мальчики выбрались из укрытий, посмеиваясь.
— Чего приперся? — Оля чуть не добавила «долбаный аутист». Вид растрепанного Темы вызвал не сочувствие, а откровенную неприязнь. — Спать иди! Полночь!
— Мама! Она там! — Артем схватил сестру за запястье. Руки — холоднее льда. Глаза выкатились из орбит от возбуждения. — Она внизу! Она и еще какая-то тетка! Пойдем скорее!
Оля впилась брату в плечо, резко притянула к себе и прошептала на ухо:
— Заткнись! А ну заткнись, идиот!
Сгорая от стыда, она поволокла сопротивляющегося Артема к выходу.
— Простите… я отведу его и вернусь.
— Я провожу, — неожиданно вызвался Кирилл.
Соня нахмурилась, встала, стряхивая с футболки крошки:
— И я. Разомну косточки.
— Правильно говорить: растрясу жирок. — Алиса подобрала бутылку. — Пацан, ты меня до одури напугал. Ты как тот малой из «Шестого чувства».
Артем не обращал внимания ни на кого, кроме сестры. Он все так же тряс ее запястье, бормоча про маму в темноте. Кирилл придержал галантно двери, Оля вытолкала братца из комнаты.
Алиса и Женя остались вдвоем.
— Чем займемся? — Женя заерзал на кровати.
— Чем-нибудь взрослым, — хищно ухмыльнулась Алиса. Невзначай прикусила губу.
Как ему нравились ее губы, похожие на дольки мандарина, сочные, с крошечными морщинками!
Алисе нравилась смущенная, растерянная физиономия Жени.
«Малолетка», — мысленно проворковала она.
— Предлагаю сыграть в «Угадай кино», — затараторил Женя. — Я вообще киноман…
— Ну… я начну…
— Да, хорошо. — Женя поправил невидимые очки.
Улыбаясь, Алиса чуть выгнула спину и грациозно перекинула ногу на ногу. Ошарашенный Женя смотрел под задравшийся подол. Шэрон Стоун, «Основной инстинкт». Женя вспомнил бы и режиссера, и год выпуска, но кровь отхлынула от мозга, насыщая пещеристое тело. Штаны вздыбились в паху.
Киноцитата была бы абсолютно точной, если бы не миниатюрный шелковый треугольник, прикрывающий девичий лобок.
— Угадай, — бархатистым голосом произнесла Алиса.
— Я… так… я тоже… пожалуй…
Пунцовый Женя опрометью вылетел из комнаты.
— Дети, — хмыкнула Алиса. Выпила вина из горлышка и улыбнулась влажными губами.
* * *— Что на тебя нашло? — прошипела Оля.
Они маршировали впереди, за ними шли вразвалочку Соня и Кирилл. Женя вывалился в коридор, поспешно оправляя джинсы.
— Оль, она была там! Клянусь! Мама и тетя с черными глазами. Или тетя — это мама, просто в крематории поменялась.
— Что ты мелешь? — Оля нервно оглянулась. — Не позорь меня, дурачок!
— Эй, погодите! — Алиса присоединилась к ночному шествию. Она облачилась в проклепанную косуху и джинсовые шорты.
Фонари озаряли коридор призрачным светом. Учащиеся спали в своих комнатах. Козлиными рогами извивались газовые рожки.
— Добби, тут привидения водятся?
Странно, но именно о привидениях подумала Соня за секунду до того, как Кирилл задал вопрос.
— Привидений не бывает, — буркнул Женя.
«Еще как бывают», — была уверена Соня.
Кирилл включил фонарик на телефоне, луч прошил тьму и расстелил перед идущими живую ковровую дорожку теней.
Над лестничным маршем рыбак тащил из бурлящей пучины сети с кровожадным уловом. Рыбины — страшные, глубоководные — скалили тонкие клыки.
По утверждению Жени, человек, сотворивший мозаичное панно, погиб в океане. Думал ли он про созданных им рыб, бултыхаясь среди коченеющих пассажиров «Титаника»?
Кто вообще в здравом уме заказал бы такие картины, повесил их в доме? Безумного арлекина и лупоглазых косарей, псов и дохлого фазана на разделочной доске?
Из кулачка Артема свисал кулон. Серебряный ангелочек качнулся маятником влево… и застыл, точно воспроизведение поставили на паузу или шнурок превратился в твердую проволоку. Оля изумленно выдохнула. Пальцы разжались, и высвободившийся Артем побежал к ремонтируемому крылу.
— Ты куда? Ах ты…
— Тсс. — Кирилл положил ладонь на плечо Оле.
Артем юркнул за пластиковую занавеску и пропал.
— Придурок, — прошептала Оля.
— Не переживай. Сейчас вернем тебе твоего братца.
— Я не переживаю. Больно надо.
На холсте лоснился сытый желтомордый арлекин. В щелях поблескивали хитиновым покровом тараканы.
— Может
