Сидя на галерке, Оля думала о подвале. Что там, внизу, в десяти минутах ходьбы, глумливые маски с тараканьими очами, манекен в медной ванне и дверца на зеркале. Мысли о подземелье вызывали подспудную тревогу. И хотя солнце золотило двор, Оля видела из окна тьму за деревьями, тоскливую полнокровную тьму.
— Религия Месопотамии была политеистической…
Слайды мелькали. На доске появлялись летающие змеи, крылатые львы с гривами пуделей. Олю привлекла иллюстрация: грозный алебастровый мужчина в короне. Его борода была такой же формы и выписана так же, как у рыбака на панно. А вон те собаки… разве не напоминают они гончих с холста художника Якова Всеволодина? А вон две женщины кинжалами закалывают ягненка — косари! Автор подвальной фрески вдохновлялся культурой Месопотамии… а автор картин скопировал фреску…
Оля понятия не имела, где находится эта Месопотамия, но сейчас с удовольствием оказалась бы там, лишь бы подальше от угнетающего сосняка, сломанного фонтана и темного сгустка в углу.
За третьей партой Соня глянула по сторонам и вынула из сумочки надорванную упаковку. Не устрицы, но на безрыбье сойдет.
«М-м-м, со вкусом крабов…»
— …она вобрала в себя культы Ассирийского, Аккадского, Шумерского и… кто скажет какого? Ну?.. Никто? И Вавилонского царства. — Историк поправил очки. — Поэтому у каждого народа был свой пантеон богов и свои религиозные традиции.
«Умненький, — подумала томно Алиса. — Умные мужчины страшно заводят».
Соня поднесла к губам горстку чипсов как заморский деликатес. Из пакета выскользнула длинная янтарная костянка. Перебирая тошнотворными лапками, побежала по парте. Соня рассыпала чипсы и зажала рот рукой. Ее замутило.
— София? — Игорь Сергеевич оторвался от ноутбука.
Соня вскочила, бросилась к выходу, покачивая телесами.
— Я сейчас, — процедила она, разминувшись в дверях с Кириллом, и скрылась в коридоре.
— «Эти дни», — прокомментировал кто-то.
Оля поняла, что рада видеть Кирилла. В бейсболке и фирменном спортивном костюме, он выглядел великолепно.
«О, родная, да ты запала на него», — шепнул внутренний голос.
— Сорян за опоздание, Игорь Сергеевич.
— Садись, — махнул рукой учитель.
Кирилл занял место рядом с Женей. Спросил шепотом:
— А кто у нас тут уху ел?
— А? — Женя спрятал блокнот.
— Обнаглел кто, спрашиваю?
— О чем ты?
— Нергал, — говорил учитель, елозя мышкой, — бог смерти в шумеро-аккадской мифологии. Владыка преисподней, мора, разрушения и войны.
«Это же наш арлекин», — подумала Оля.
— Кроме того, в Месопотамии также верили в демонов и злых духов… для защиты использовали обряды и заговоры…
— Добби, — прошипел Кирилл, — ты какого лешего меня обкорнал?
— Я… что?
Кирилл стянул кепку. На виске светлела проплешина. Волосы были сострижены неровно.
— Это не я, — промямлил Женя.
— Ага. Вчера этого не было, а живем мы с тобой, придурок, вдвоем. Кто же тогда? Пиковая Дама?
— Юрков, — кашлянул Игорь Сергеевич. — О чем я сейчас говорил?
Кирилл посмотрел на доску, на полуголую богиню с четырьмя крылами.
— О голых бабах? — предположил Кирилл.
Одноклассники захихикали.
— Юрков, Юрков, — добродушно улыбнулся учитель.
Дескать, что с тебя взять, кроме анализов.
В кармане Кирилла завибрировал телефон.
«Папаша», — скрипнул парень зубами и отклонил вызов.
Дверь распахнулась, в кабинет вошла Патрушева. Прямая и суровая, как месопотамские боги. За ней плелся охранник с седым ежиком волос.
— Так, которая?
Охранник кивнул в сторону галерки.
«Черт», — ругнулась Оля.
— Краснова, встаньте.
Она подчинилась.
— Что происходит? — спросил Игорь Сергеевич.
Патрушева оборвала его властным жестом.
— Вы почему ночью гуляли по школе, Краснова?
Кирилл, Алиса, Женя обернулись. Олина кожа неприятно зачесалась под одеждой.
— Воздухом дышала.
— С кем дышали?
— Одна.
Алиса заметно расслабилась. Валентина Петровна задумчиво изучала провинившуюся ученицу.
— Правила созданы для всех. Зарубите на носу. Вы у нас новенькая, поэтому первый раз обойдемся без штрафов. Но напоминаю всем, после отбоя гуляние по школе запрещено. Это понятно?
Оля села, повела взор к окну. Лес шумел кронами; гудел, заезжая на парковку, грузовик «мерседес». По стеклу ползала муха, и Оля никак не могла разобрать, внутри она ползает или снаружи. Толстая октябрьская муха на отраженном девичьем лице…
Прозвенел звонок.
14
Возможно, сто лет назад парк за восточным крылом и имел презентабельный вид. По аллеям дефилировали барышни с зонтиками, усатые джентльмены играли в крокет на том сером и осклизлом от грибов лужке, резвились собачки. Сегодня парк одичал, как пес, вынужденный выживать без человеческой ласки. Стволы ясеней поросли губчатой древесной болячкой, кроны смыкались над тенистыми тропками. Под ворохом плюща еле угадывалась кирпичная изгородь. Деревья отражались в жидком зеркале — искуственном озерце. Пруд окаймлял зеленый ворот осоки, по воде плавали пятипалые листья, мертвые насекомые и кувшинки.
Оля притаилась за углом и наблюдала, покусывая губы, как на террасу поднимается толстяк в комбинезоне: водитель грузовика. От его «мерседеса» Олю отделяло метров сорок. И час езды — от родной квартиры, ванны и маминых фотографий.
«Проще пареной репы», — поговаривала мама.
Оля признавала, не без конфликта с самой собой, в интернате были плюсы. Точнее, плюс — эгоистичный, ленивый, расхлябанный плюс по имени Кирилл Юрков. И Женя был славным парнем. И Соня ей нравилась, и даже Алиса. Но минусы перевешивали. Ей требовался отдых, в первую очередь от вездесущего братца с его проблемами и бесчисленными эволюционирующими тараканами.
И потом, она привыкла доводить до конца задуманное.
Оля поправила лямки рюкзака. Водитель с картонными коробками скрылся в здании, она повернулась… и чуть не врезалась в стоящего позади человека.
Чик. Чик. Чик…
— Бляха-муха…
Игорь Сергеевич в водолазке и джинсах мог сойти за студента художественного колледжа. Он посмотрел Оле за плечо, протер очки.
— Не ругайтесь, это не украшает девушек.
— Бляха-муха — не ругательство. Это просто муха на бляхе ремня.
— Предположим. Вы, я погляжу, на пикник собрались?
— Типа того, — с мрачным вызовом ответила Оля.
Историк миролюбиво покивал.
— И план побега у вас есть?
— Есть. Мне несколько дней надо. Отдохнуть, полюбоваться настоящими высотными домами.
— А как же Артем?
«Что ж ты привязался ко мне, мистер Совесть?»
— А мне плевать, — отчеканила Оля. — С высокой колокольни. Вот такой я ужасный человек. Мне при жизни мамы было плевать на него. Что должно измениться?
— Все? Да, наверное, абсолютно все.
— На практике — нет.
— Оля… — Игорь Сергеевич изучал ее проницательными глазами. — Ваша мама хотела бы…
— Мамы нет, — прервала Оля. — Ее сожгли в сраном крематории по распоряжению отчима. Косточки не осталось. Откуда вы знаете, чего хочет пепел?
— Я знаю, что ты чувствуешь сейчас.
Под лучистым взглядом Игоря Сергеевича Оле стало тошно, будто гнусные помыслы забегали в ее душе, как крысы в трюме тонущего корабля. Учитель плавно перешел на «ты».
«Выискался дружок. Пойди с Алисой подружись, больше пользы…»
— Сомневаюсь.
В кустах чирикала птица: звук ножниц, щелканье металла.
— Я потерял маму в восемнадцать. Это пропасть, которую нельзя заполнить. Ты падаешь, тебе больно, ты ненавидишь весь мир за его несовершенство. Концепция Бога, рая не срабатывает. Артему так же плохо.
— Я хочу, чтобы меня не трогали.
— Или наоборот.
— Так вы все же доморощенный
