– Отпусти ее, Мосс, пожалуйста…
– Стой на месте, Мосс! – кричит старик. – Если мы ее отпустим, она натравит на нас стражников.
– Я не буду, обещаю… – Я широко раскидываю руки, проклиная свою неспособность перевоплотиться, в надежде, что смогу захватить одного из них в качестве заложника. С верой, что смогу сделать хоть что-то, чтобы защитить себя, прежде чем Мосс раздробит мои кости молотком.
Внезапно у входа во двор раздаются крики. Я оборачиваюсь на шум и вижу пожилого мужчину с полным ненависти лицом и готовым к удару ножом…
Глава пятая
Резкий взмах клинка словно из ниоткуда возникнувшего вращающегося топора рассекает воздух. Лезвие вонзается в спину мужчины; он роняет нож, слабо стонет и падает к моим ногам. Тишина, возникшая на мгновение, нарушается криками, и в этот момент два темных стражника начинают пробиваться сквозь толпу, пока бескрылые обитатели Кроуснест-корта топчут друг друга в панике, пытаясь бежать.
– Ваша Светлость, сюда, – третий стражник в ожидании стоит передо мной.
– Но… – Я беспомощно машу рукой в сторону царившего вокруг меня хаоса.
– Ваша Светлость… прошу, скорее сюда.
Я следую за ним. У входа во двор нам приходится перешагнуть через чье-то тело. Это тот самый молодой человек, которого другие звали Мосс, он все еще сжимает в руке молоток.
Всего минута пробежки, и мы снова на Лонгшип-стрит – улица кажется широкой и наполненной светом, по сравнению с лабиринтом переулков позади, – Арон ждет меня, сидя верхом на высоком гнедом коне, вокруг него собралось еще больше темных стражей.
– Я не смогу помочь тебе забраться на лошадь, – он держит в одной руке поводья. – Тебе придется поставить ногу в стремя.
Я неуклюже забираюсь в седло, стараясь не касаться лошади голыми руками. Устроившись позади него, я кладу руки на талию Арона, когда он разворачивает коня и пускает его рысью обратно по улице.
Я в безопасности.
От волны тошноты и усталости кружится голова; и я крепче прижимаюсь к кузену, закрывая глаза.
– Можешь спуститься.
Я оглядываюсь по сторонам. Мы вернулись в конюшню за Цитаделью. Арон останавливает лошадь рядом с балкой, и я прыгаю вниз. Даже умудряюсь не споткнуться, несмотря на трясущиеся ноги.
Арон спрыгивает с лошади и передает поводья конюху.
– Пойдем, – говорит он мне. – На сегодня ты обеспечила мне достаточно развлечений, – он показывает на окна замка; наверное, оттуда за нами наблюдают другие дворяне, и от стыда мне становится дурно. – Иди и поешь чего-нибудь.
Я опускаю глаза и следую за ним внутрь здания.
Арон ведет меня в ту часть замка, где я до этого еще не бывала, кажется, в одну из верхних башен. По обе стороны двери стоят темные стражники, но Арон стучит, и слуга быстро впускает его в выложенный плиткой вестибюль. Впереди еще одна лестница, ведущая в башню, и я оказываюсь в круглой гостиной, окольцованной высокими застекленными дверями, сплошь покрытой позолоченным серебром и тонкими белыми кружевами.
Одетта там. Она тотчас же вскакивает, когда мы входим.
– Дорогая кузина, о чем ты только думала? Подойди и сядь. – Она подводит меня к дивану и сует мне в руки чашку теплого шоколада. Я вся дрожу, но сладкий напиток немного успокаивает меня.
– Мне очень жаль. Я не хотела доставлять столько хлопот, – у меня в горле стоит ком, и я смахиваю слезу. – А эти бедняги…
– Ты имеешь в виду тех, кто буквально собирался убить тебя? – Голос Арона звучит сухо.
– По-моему, только один из них действительно хотел меня убить. – Я содрогаюсь, вспоминая ненависть на лице рыжего человека. – Если бы стражники могли просто отпугнуть остальных…
Я недоверчиво качаю головой.
– Разве ты не ждала того, чтобы тебя спасли? Если хочешь, я могу отвезти тебя обратно… – Он смеется над моим молчанием. – Не волнуйся, кузина. В кои-то веки мне понравилось быть полезным. Сегодня годовщина моего отстранения от престола, и твоя маленькая выходка послужила тем, что мне нужно. Кроме того, они были бескрылыми и угрожали тебе. Они нарушили закон. Я попросил охранников не предпринимать никаких действий после того, как толпа рассосется – нет смысла подливать масло в огонь сплетен, – но по закону каждый из них должен быть повешен.
Он констатирует факт. По его голосу нельзя сказать, считает ли он такой исход желательным.
– Арон, не надо. – Одетта наливает мне еще шоколада и передает тарелку с печеньем. – Мне повезло, что я сказала Арону, куда ты ушла. Хотя я полагаю, темные стражники доложили бы о случившемся. Рано или поздно.
Я чуть не подавилась шоколадом.
– Они следили за мной? Тогда почему они не вмешались?
– О, они не станут этого делать без прямого приказа короля. Или приказа Арона, ему они тоже подчиняются, – она одаривает брата улыбкой. – Но, в самом деле, кузина, что ты делала в таком месте?
Я перевожу взгляд с Одетты на Арона. Я бы хотела сказать им правду. Они оба выросли здесь, как и мой отец, и могли бы помочь.
Но я не могу игнорировать предупреждение Люсьена. Никому не доверять.
– Я искала место, о котором рассказывал мой отец. Он любил бывать там во времена, когда был принцем. Но я заблудилась.
– Твой отец упоминал Лонгшип-стрит? – Арон хмуро смотрит на меня. – Что могло привести его туда?
Я быстро соображаю.
– Он говорил о театре. Хотя, возможно, я неправильно запомнила название улицы.
Мой кузен пожимает плечами:
– Должно быть, так оно и есть. В Верхнем Фарне есть пара театров, которые, как я полагаю, мог бы посетить твой отец. Хотя не могу представить, чтобы наш отец ходил туда с ним… – Он делает паузу, размышляя. – Ты можешь спросить лорда Хоукина. Он прожил здесь всю свою жизнь. И любит поговорить.
Я ставлю чашку на маленький серебряный столик рядом с диваном и замечаю грязь на своей юбке.
– Мне надо переодеться. Я благодарна вам обоим.
Одетта отвечает мне улыбкой.
– Я рада, что Арон нашел тебя. А еще я заметила, что ты уже ходишь без трости.
Возможно, я слишком рано отказалась от своего реквизита.
– Моя лодыжка заметно окрепла.
– Так ты полетишь со мной? Я знаю, ты говорила, что тебе это не нравится, но что, если мы будем вместе?
Неужели ловушка? Но Одетта выглядит взволнованной больше, чем кто-либо другой, и я задаюсь вопросом: не одинока ли она, даже несмотря на то, что рядом с ней брат?
– Моя спина, – я прикасаюсь к голой коже на своих плечах. – Видишь ли, все дело в шрамах. По идее, я могу превращаться, конечно. Но это больно. Поэтому я предпочитаю этого не делать.
– О, понимаю. – Волнение Одетты сменяется сочувствием. Арон в кресле подается вперед, как будто ему действительно интересно то, что я только что сказала; его обычная манера поведения – это тоска или презрительное осуждение, либо и то, и другое.
– Очень жаль, сестра. Вместо
