— Пастырь, рад приветствовать в Цаплином Холме.
Возложив потные пальцы-сардельки на лоб рыцаря, жрец тонким мальчишеским голосом выдал положенные слова благословения и жестом велел собеседнику поднять голову.
— Просто Алекстиниус. — Велел он, тяжело дыша. — Ни к чему все эти пастыри… Я такой же сын божий, как и вы.
— Благодарю, милорд. — Произнес капитан стражи. — Меня зовут Ирвин, и мне велено сопроводить вас к его светлости. Но прежде разрешите спросить, как вы добрались? Не было ли проблем в пути?
— Что такое мои мелкие заботы по сравнению со смертью правителя? Легкая качка, да пьющий кормчий, вот и все беды… — Грустно улыбнулся священник. — Я вижу следы пожара. Граф сгорел или задохнулся?
— Увы, милорд. Ни то, ни другое. Предательское убийство.
— Какое вероломство! — Картинно возмутился толстяк, неловко подпрыгивая на месте и энергично размахивая короткими ручками. — Кто осмелился? Безземельные родственники? Бандиты? Чернь?
— Северяне. — Вздохнул сир Ирвин. — Норны-наемники убили графа и обоих его сыновей.
— Грязные язычники!
Лицо пастыря побагровело, губы сжались в тонкую полоску, а брови сошлись вместе.
— Если в твой дом ворвался бандит — отдай ему деньги или отруби руку, но жизнь оставь. Если над женой твоей надругались — убей насильника, но воспитай детей его как своих. Но если язычник замыслил недоброе — сожги его. Сожги с детьми его, с женами его, с родителями его, со всеми братьями и сестрами его. — Забормотал духовник, не скрывая ненависти.
— Такие слова ожидаешь от черных ряс… — Тихо произнес рыцарь, не понимая, как подобная мысль возникла в голове не общавшегося с северянами человека. — Я не питаю к ним теплых чувств, но сжигание детей… Не должны ли белые монахи призывать к гуманности?
— Белые монахи должны славить Двуликого. — Пригрозил пальцем жрец. — Так же как черные и миряне. А если кто-то поклоняется ложным богам, то его следует карать в назидание другим. Быть может, Августин Косвальдский, будучи “черным”, предложил весьма жестокий способ, но откровения его попали в писание, и никто не вправе отрицать их истинность.
— И все-таки, — попытался возразить воин, — от носящих белое ждешь других слов…
— Юноша, — широко улыбнулся бочкообразный жрец, — цвет платья ограничивает лишь действия. Но мысли наши столь же свободны, как и у прочих созданий Двуликого.
— Свобода — это замечательно… — Пробормотал Ирвин и соскальзывая с щекотливой темы произнес:
— Но время не ждет. Позвольте проводить вас к наследнику, пастырь.
— Алекстиниус. — Мягко поправил священник, и капитан стражи виновато кивнул.
— Следуйте за мной, милорд Алекстиниус.
***
— Добро пожаловать. Составите компанию? — Произнес граф, жестом предлагая гостю присоединиться к трапезе. Неспешно отрезая маленькие кусочки от здоровенного шмата румяной кабанины, он не соизволил даже поднять глаза, однозначно указывая визитеру его место, но тот, не замечая очевидного, радостно улыбнулся, энергично кивнул и спустя несколько секунд вовсю ерзал в жестком кресле. Дерево противно скрипело, но Алекстиниуса ни капли не смущал натужный стон мебели, и он продолжал ерзать, рискуя раздавить задом добротное, но весьма старое сидение.
— Это было бы очень кстати, господин. — Забормотал он, непонимающе озираясь по сторонам. — Признаться честно, я устал, топая вверх по склону, и мне не помешает промочить горло. Но, простите, где прислуга?
— Ее нет, милорд. — Подсказал Ирвин, занимая место между монахом и хозяином.
— Очень… Очень прогрессивно…
— Если бы.
— Вот как… Что ж, если позволите…
Впившись в медный кувшин озадаченный жрец щедро плеснул вина и, сделав маленький глоток, оценивающе зачавкал. Заплывшее лицо скривилось, голос стал тоньше обычного, но очень быстро пастырь совладал с эмоциями, выдав напитку абсолютно незаслуженную похвалу:
— Чудесный вкус. Нотки… Нотки ежевики, я полагаю. И малины… Совсем чуть-чуть, на грани ощущений. — Заискивающе предположил он, старательно подбирая слова, но лорд Валадэр оставался неумолим:
— Мы пробуем один напиток, но мой отдает лошадиным потом, а ваш лесными ягодами. Весьма странно, не находите? — Ехидно прокомментировал он и, насладившись реакцией собеседника, добавил:
— Все вокруг знают, местное спиртное не отличимо от крестьянской бурды из подгнивающих фруктов. Пастырь, расслабьтесь. Вы в захудалом замке на границе обитаемого мира. Здесь нет достойных напитков, а принятое вами за веяния прогресса и близость к простому люду — банальная нехватка рук. Если сегодня я прикажу черни прислуживать на трапезах, то завтра некому будет работать на кухне, гонять мышей и латать прогнившую крышу. До наступления осени цитадель превратится в руины.
— Расслабьтесь, пастырь. — Повторил за сюзереном сир Ирвин. — Расслабьтесь и чувствуйте себя как дома. Мы не богаты, но не привыкли пускать пыль в глаза.
— Благодарю… — Пробормотал священник, неуверенно потирая затылок. — Признаться, до этого момента я имел честь ужинать лишь с одним дворянином, и перед приемами меня настоятельно предупреждали не отзываться плохо о блюдах…
— Дайте угадаю, вы гостили у герцога. — Произнес господин Морган без единой вопросительной нотки. Напряженно работая челюстью, он впился в визитера не терпящим отрицания взглядом, отчего тот нервно поежился.
— Да, милорд. Его сиятельство порой приглашает меня к себе.
— И что вы обсуждаете?
— Всякую всячину. Ничего серьезного. — Вздохнул Алекстиниус. Подцепив вилкой кусок свежего хлеба, он перекинул ломоть к себе на тарелку и потянулся к огромному блюду с жареными окунями, но зацепил бокал рукавом рясы. Панически извиняясь, монах потянулся было к тряпке, но капитан перехватил его руку.
— Успокойтесь. — Улыбнулся рыцарь. — Это всего лишь мебель, ее можно отмыть и после. А вы будете выглядеть глупо на завтрашней церемонии, если испачкаете балахон.
— В моих вещах есть церемониальное облачение. — Сообщил жрец, грустно глядя на заляпанную одежку. — Я бы не рискнул проводить помазание в дорожном. Но мне крайне неловко…
— Поверьте, даже у нас найдется человек, способный оттереть доски без посторонней помощи. — Заскрипел граф, не терпящий пустых оправданий. — Расскажите, как дела в Кум-Келли?
— С позволения вашей светлости замечу: более чем успешно. — Гордо заявил священник. Надувшись жабой, он принялся хвастаться достижениями подчиненных:
— Мужчин стало больше почти вдвое, женщин же прибавилось на треть. Неводы полны рыбы, пчелы выходят из спячки, а на той неделе мы поставили шпалеры для виноградных лоз на солнечной стороне Барсучьего холма. Если Двуликий будет милостлив, то лет этак через пять я смогу подарить вам бутылку чудесного вина, ничуть не уступающего Иберийскому.
— Добрые вести. — Кивнул лорд Морган. — Достойный напиток станет гордостью вашей вотчины. Что со службой?
— Служба в столь диких краях тяжела и опасна. Но мы несем ее с достоинством. — Ответил Алекстиниус, наполняя очередной кубок. Четвертый или пятый по прикидкам Ирвина.
— Несите веру истинную словом, а коль не примут ее, то насаждайте мечем. — Процитировал монах писание. — И мы несем, ваша светлость. Одна из наших послушниц даже обратила в свет Двуликого нескольких пещерных людей!
Едва не подавившись, капитан стражи в изумлении уставился на священника.
— Пастырь, вы уверены, что это именно вудвосы? — Спросил он, переглянувшись с сюзереном. — Я ни в коем случае не обвиняю вас во лжи, но может то
