— Арра. Арра-э…Нигхья тэ арра.
Силана едва понимала по аравински, но эти слова она знала.
«Нет. Не может быть. Тебя нет».
Во рту стоял неистребимый и отвратительный запах пепла.
И Силана самой себе казалась полной дурой. Конечно, Каро привел ее поэтому. Чего еще она ожидала?
— О, я смотрю, вы рады госпоже Байрнс, — Каро широко улыбнулся, втолкнул ее в комнату, и закрыл дверь.
Энай смотрел на Силану не отрываясь, и его страх — такой плотный, что его можно было ощутить, потрогать руками — наполнял комнату.
— Соберитесь, Энай, — преувеличено ласково обратился Каро. — Обратитесь к гостье как подобает, пока она не разозлилась.
— Стэрра… дэ наягха?
«Как вы узнали?»
— Это моя работа. Знать о вас то, чего не знает даже ваша мама. Садитесь, поговорим. И вы, госпожа Байрнс, тоже садитесь. Пока от вас требуется только присутствовать.
Энай вздрогнул, прочистил горло и заговорил на их языке:
— Зачем… зачем вы привели сюда стратью?
«Стратья». Черная.
Силана стиснула пальцы так, что ногти впились в ладонь.
Так аравинцы называли алых жриц во время войны. Потому что всегда, когда они видели Силану, она была покрыта сажей с ног до головы. Липкой и невыносимой копотью, которая остается, если сжечь человека заживо.
— Пока просто поприсутствовать, — ответил Каро. — Вы влиятельный человек, не могу же я просто сжечь вас в княжеском дворце?
Потом он рассмеялся и добавил:
— А она может.
Замолчите, — хотелось сказать Силане. — Я не стану. Я ни за что не стану этого делать.
Но горло перехватило, и не получалось выдавить даже звука.
И казалось до слез смешным, что Каро пытался кого-то Силаной напугать. Разве он не видел, что она сама вот-вот могла рассыпаться?
Почему-то Энай не смеялся, и руки у него дрожали так сильно, что это было заметно даже со стороны.
— Сядьте, — приказал ему Каро. — И вы тоже, Силана. Никто не выйдет из этой комнаты, пока я не скажу, что можно.
Силана на ватных ногах добрела до кресла, села, чувствуя себя чужой в собственном теле. Хотелось заползти внутрь, сжаться в точку, и чтобы снаружи не осталось ничего — только мертвая и бессмысленная оболочка.
Энай устроился в резном кресле напротив, стиснул пальцами подлокотники. Ему было страшно, лицо будто выцвело до серого — это было заметно, чародейские светильники в комнате горели ярко и мягко.
— Вы ничего не можете мне сделать, — сказал он Каро, и голос у него почти не дрожал. А Силана смотрела на этого человека и думала, что он сделал. Воевал ли и где?
Хотя, конечно, воевал. Если он узнал в ней алую жрицу с первого взгляда.
Он видел Силану на поле боя, видел ее достаточно близко, и он боялся.
Ее замутило.
— Мне и не потребуется ничего с вами делать, — отмахнулся Каро. — Ваш страх все сделает за меня. Знаете, я могу сделать так, что вы будете видеть госпожу Байрнс каждый день. Утром, в обед, вечером. Она поедет с вами куда угодно по настоянию князя и для вашей же безопасности.
Он блефовал, Силана искренне на это надеялась. Ведь не мог же Каро действительно…
— Она пальцем вас не тронет, — ласково продолжил он. — Но каждый миг, каждое крохотное мгновение вы будете вспоминать, как больно жжется ее пламя. Как страшно гореть. Вы будете чувствовать каждый шрам, каждый ожог. Будто с вас сдирают кожу, и даже сон не станет спасением, потому что снова вернутся кошмары. Как часто вы спите спокойно, друг мой Энай? Сможете ли заснуть вообще, если алая жрица будет рядом?
Каждое его слово ввинчивалось внутрь гвоздями, и Силана почему-то боялась, что закричит. Хотя это был смешной и дурацкий страх — на самом она не могла выдавить из себя ни звука.
Даже, чтобы попросить его перестать.
— Стратта эн тер рьярра, — добавил по аравински Каро.
«Возмездие — это колесо» — старая поговорка, которую Силана уже слышала несколько раз. Возмездие — колесо, которое катится за тобой. Но ты останавливаешься, а оно нет.
«Ниарда дэ лунта» — «Беги пока не выбьешься из сил».
Шаг за шагом по струне вперед.
Энай вдруг рассмеялся хрипло и страшно, закрыл лицо руками и спросил что-то на своем языке — что-то, чего Силана не разобрала. Смех напоминал рыдания.
Каро ответил тоже на аравинском — высшим слогом, который Силана не понимала.
Энай молчал долго, спрятав лицо в ладони, и Каро не торопил его.
А потом аравинец завыл — протяжно и безнадежно. И Силана вздрогнула, сердце гулко и заполошенно заколотилось в груди.
Нет. Прекратите.
— Каро, — кое-как выдавила Силана. Что же она хотела попросить? О чем сказать?
Каро поднял руку, и она промолчала. И в тишине звенел только тихий и протяжный вой Эная.
Силана понятия не имела, как воет попавшее в капкан животное. Но люди, попавшие в капкан, выли именно так.
В конце концов Энай замолчал, убрал руки от лица и выдавил одно единственное слово:
— Да.
Каро повернулся к Силане, кротко кивнул:
— Благодарю вас, госпожа Байрнс. Подождите меня снаружи, у выхода на причал. Это не займет слишком много времени.
***
За дверью накатила слабость, такая всепоглощающая, беспросветная, что Силана и сама удивилась, как удержалась на ногах. Не хотелось никуда идти и ничего делать. Тошнило.
Она оперлась о стену, побрела к ступенькам и принялась подниматься — тяжело, медленно, как старуха. Она поднималась долго, вышла на причал — стража не пытался ее остановить. Видимо, покровительство Каро имело для них силу.
На причале дул ледяной ветер, обнимал стылыми ладонями.
Скат висел в воздухе, косил на Силану черным глазом.
Она рассмеялась, сама не зная почему, громко, так как очень редко себе позволяла, а потом подошла к краю и посмотрела вниз.
Если бы она прыгнула, никакое пламя не помогло бы ей, не спасло бы.
Это было бы красиво и быстро. Или же Силана каким-то чудом не умерла бы сразу, и лежала бы переломанная — смерть присела бы рядом, рассказывала бы сказки перед последним, самым долгим, самым счастливым сном.
Прости меня, Госпожа моя в Пламени. Прости за эти мысли.
Перед глазами стояло лицо Эная и звучало в ушах «стратья».
Стра-тья.
Черная.
Так смешно, что Силана думала от этого отмыться, оставить это позади.
Как будто сажу с рук и лица — сложно, не за один раз, но даже сажа оттиралась.
Силана сделала полшага вперед, застыла на самом краю — ее мог бы подтолкнуть ветер, всего одним сильным порывом. В Силл Арне осень часто дули ветра.
И все же что-то держало. Силана и сама не знала что.
Но все равно отступила от края до того, как смогла бы упасть. Зябко потерла руки.
Очень хотелось разрыдаться, выплеснуть из себя черноту и безнадежное, уродливое понимание, что лучше не станет. И все надежды, что мирная жизнь вылечит, позволит снова быть счастливой — обман и неготовность принять правду.
Дома ждал раненый скат, который нуждался в помощи, и мирная жизнь
