– Хайль, дух.
– Со мной незачем использовать эти высокопарные обороты. Достаточно простого «здравствуй».
– Я потерялся, – признался Харбард.
– Дружище, с тобой всегда так.
– Я ищу волка.
– Тогда пусть проводником тебе станет дурацкая смерть, – ответил дух. – Смотри.
Вдалеке что-то мерцало.
– Что это? – спросил Харбард.
– Еще один воин, направляющийся в вечные чертоги, Отец. Это отважный идиот, который готов был биться, биться и еще раз биться, пока его не затошнит от этого до такой степени, что он захочет положить конец бойне. Но сражение для него никогда не закончится. И никто его не спасет. А свет – это искра, которая разожжет огонь проклятья. Я зажег ее, чтобы направить тебя к нему. Там же ты найдешь и волка.
– Я уже иду к нему, – твердо сказал Харбард. – Где мой конь?
– Твоего коня здесь нет, Отец.
– Тогда дай мне свой плащ, кузнец обмана, пока я сам не сорвал его с твоих плеч.
Харбарду стало дурно. Бред какой-то. С чего это он вдруг завел разговор о лошадях? Неужели у него и вправду был конь? Да еще и это странное обращение – «кузнец обмана». Откуда все это взялось?
Дух улыбнулся.
– Все, что пожелаете, – со смехом ответил он, – несмотря на то что вы начинаете изъясняться грубовато как для профессора.
Он снял свое одеяние и швырнул его с лодки. Плащ взмыл в воздух. Харбард вытянул руку, и он аккуратно опустился на нее. «Совсем как ручной сокол», – подумал профессор.
– Возьмите его себе, – сказал дух, – он мне какое-то время не понадобится.
Харбард накинул плащ на плечи и посмотрел на мерцающий вдали огонек. Воздух наполнился шелестом миллиона перьев, и профессору показалось, будто он слышит пронзительные крики огромной стаи птиц. А в следующий миг он уже оказался в полуразрушенной башне один на один с волком.
50
Башня-призрак
Эндамон Кроу следил за тем, как волк выбирается из рва с трупами. Он шел по звериным следам вверх по склону холма, а когда волк ворвался в башню через кровлю, вошел туда через дверь и поднялся по лестнице.
Впрочем, Кроу не видел ни немецких солдат, ни боя, а местность, по которой он шел, сильно отличалась от зеленой долины реки Альме. Кроу казалось, что замок, построенный из нагромождения теней, высился на черном холме на берегу реки, которая бешено шипела и плевалась, прокладывая себе путь сквозь тлеющий пепел. Да и волк тоже был другим. Это было не пугающее слияние трупов, а огромное прекрасное животное с густым мехом того же пронзительного черного цвета, что и горная страна вокруг. Волк передвигался по местности легко и бесшумно, словно какое-то искажение пространства и света.
С подножья холма Кроу услышал голос жены, которая его звала. Его желудок вдруг тоскливо сжался от нервного спазма. Через столько столетий он наконец-то отыскал ее – отыскал по-настоящему, во плоти, а не просто увидел мельком на границе сновидений или узнал в женском лице на картине.
Кроу поднимался на башню; казалось, тени, из которых она была построена, кренятся под его весом, что позволяло ему время от времени бросать взгляд на темную долину внизу. Отравленная извивающаяся река впадала в широкий залив. А на берегах на сколько хватало глаз высились горы мертвых тел.
Кроу продолжал восхождение.
Верхушка башни была открыта небу. На три стороны простиралась черная равнина; горы мертвецов тянулись до горизонта. Волка видно не было – он исчез. За спиной у Кроу высился склон холма, большого и широкого, похожего на гору земли, которую кто-то выбрасывал сюда, роя яму; вот только таких громадных ям не существовало в природе.
Там стояло кресло с высокой тонкой спинкой; на этой спинке и на подлокотниках имелись ремни для крепления головы и рук. В кресле застыл изуродованный, выпотрошенный труп, светившийся, как огонь маяка. Рядом на полу сидел немецкий офицер, который, казалось, не замечал присутствия Кроу. Он рассматривал что-то у себя в руке. Это был камень, голыш, похожий на осколок ночи.
Там же была и Адисла, такая же, какой запомнилась Кроу: она была одета в длинную белую сорочку и с цветами в волосах. Кроу стоял и смотрел на нее. А потом Адисла подняла на него глаза.
– Я же говорил, что вернусь, – сказал Кроу.
Она восприняла его слова без улыбки.
– Ты уже возвращался.
– Когда?
– Когда отбирал моих детей. Во многих прежних жизнях.
Кроу почувствовал, как откуда-то из глубины в нем поднимается паника. Теперь он вспомнил: удары оружия о его кожу, рвущие и вспарывающие плоть; перекошенное страданиями лицо жены, выкрикивающей проклятья. И поцелуй, который он ей обещал. Его зубы у ее горла.
Кроу упал на колени.
– Не я выбрал такую судьбу, Адисла, – сказал он. – Этого потребовали боги. Это было предопределено роком.
– Тогда то же можно сказать и о моем неприятии всего этого, – ответила Адисла. – Я проклинаю тебя сейчас, как делала это и раньше, но мое проклятье падет и на меня. Не будет тебе смерти. Из поколения в поколение я буду возрождаться к новой жизни, а ты будешь меня искать. А когда найдешь, будешь убивать, раз за разом. Ты – зверь, который сжирает собственное сердце.
– Нет, – возразил вервольф, – я не стану этого делать. Лучше мне умереть.
– Ты не можешь умереть, волк. Ты можешь только бежать дальше, – сказала Адисла.
– Тогда я не буду тебя убивать.
– Будешь. Это предопределено судьбой.
– Но ведь в Жеводане я не причинил тебе вреда.
– Потому что я не вспомнила о своем проклятье – слишком много раз я жила и умирала. Но сейчас я о нем помню.
Внезапно раздался странный шум, и в глазах у Кроу на миг потемнело. Башню, казалось, захлестнуло шелестом миллиона птичьих крыльев.
Затем шум стих, а между Адислой и Кроу возник Харбард, исхудавший и осунувшийся, с открытой кровавой раной на месте глаза. В руке старик сжимал рукоятку изящного изогнутого клинка – сабли-полумесяца.
– Ты пришел убить меня, – сказал оборотень.
– Да, – подтвердил Харбард.
– Хорошо, да будет так. – Кроу встал на колени и подставил шею под удар сабли.
– Но сначала я должен убить остальных, их обоих, – сказал профессор, – поскольку, когда ты умрешь, глаз волка падет на ближайшего к тебе из живущих. И это не могут быть эта женщина или этот мужчина.
Кроу только сейчас понял, что он говорит о Фоллере, который до сих пор находился в зале.
– А как же я, дядюшка? Или ты убьешь и меня?
Здесь присутствовала еще одна женщина, и Кроу узнал в ней Элеонору.
– Но я уже и так убил тебя, Элеонора, – ответил Харбард.
– Нет, – сказала она. – Я умираю, как мог умирать и ты, но у тебя сейчас есть выбор, и ты можешь оставить меня в живых.
Харбард покачал головой. Так вот почему ему так трудно было найти
