– Я не сделал домашнюю работу, – ответил Ли. А затем добавил со смесью презрения и гнева:
– Я занимался как раз тем, о чем вы говорили: читал лекции перепуганным низам.
По классу пробежал удивленный шепот. Когда Тиндейл заговорил, его голос звучал холодно и отчетливо.
– Что ж, тогда почему бы вам не попробовать с ходу перевести текст?
Ли стиснул кулаки и уставился в учебник, лежавший перед ним. Некоторое время он молчал, но затем начал произносить слова, подбирая каллийский перевод для каждого, не пытаясь понять смысла фразы.
– Враг, есть, стены, мчались, в глубине, прочь, вершина…
Тиндейл запустил в Ли ластиком.
Ли пригнулся, и ластик пролетел мимо и ударился об отделанную деревянными панелями стену, обсыпав ее мелом. Тиндейл подошел вплотную к парте Ли, и теперь они с яростью уставились друг на друга.
Несмотря на то что меня сжигала обида на Ли, в тот момент, когда Тиндейл подошел к нему, я ощутила, что меня охватила ненависть к преподавателю. И всепоглощающее, горячее желание защитить Ли. Казалось, что злобная ухмылка преподавателя поэзии стерла из моей памяти горечь и негодование, поселившиеся в моей душе после того, как я узнала, что происходит между Ли и Криссой.
«Держись от него подальше».
– Нет, – воскликнул Тиндейл.
Ли застыл, широко раскрытыми глазами глядя на Тиндейла, и сам преподаватель, казалось, не знал, что сказать дальше.
Я затаила дыхание, и внезапно в моей голове четко выстроились строчки перевода. Я уловила суть.
Мой голос был твердым и чистым.
– Увы, драконорожденные, суждено вам бегство, вам и вашим семьям. Бегство от пламени. Враг уже у стен, и город рассыплется в руины.
На мгновение в классе повисла тишина. Звук моего голоса, необычайно громкого в этой тишине, эхом отдавался у меня в ушах. Трагедия, скрытая в произнесенных мной словах, пронзительных и прекрасных, пронзила мою душу.
А затем все снова пришло в движение. Ли закрыл глаза и откинулся на спинку стула. На его лице застыло странное, напряженное выражение. Тиндейл выглядел обессиленным. Он отвернулся от Ли и в замешательстве уставился на книги, разбросанные по столу, пытаясь собраться с мыслями.
– Да, – задумчиво произнес он, отходя от Ли. – Да, да. Отлично, Антигона.
У него за спиной студенты обменивались удивленными взглядами. Ли опустил лицо в ладони и с облегчением выдохнул.
– Я должен сообщить вам, – произнес Тиндейл, вдруг резко обернувшись к нам. Он сжимал в руке свой экземпляр поэмы в кожаном переплете, который выглядел так, словно Тиндейл пользовался им еще в свои школьные годы. – С сегодняшнего дня «Аврелианский цикл» официально запрещен Комитетом Цензуры.
Я снова ощутила силу произнесенных мной слов и их ужасающую красоту. Ли медленно поднял голову и выпрямился.
Лотус нерешительно произнес:
– Вы хотите сказать, запрещен для низших сословий? И останется только в лицейской библиотеке?
– Нет. Раньше так и было. Теперь книги будут изъяты.
– Почему? – спросил Лотус.
Тиндейл поморщился.
– Было… решено… что поэма пропагандирует ценности, противоречащие национальным интересам.
Я вспомнила наши с Орнби посещения офиса цензуры около месяца назад, когда он сказал мне: «Если внушить низшим сословиям веру в эти идеи, они захотят возвращения повелителей драконов. Они не способны распознавать такие мельчайшие детали, которые способна уловить ты…»
Возможно, он был прав? Я сама слышала тихое недовольство в уличных разговорах, видела статьи в «Народной газете», наводившие на размышления…
Но хотя я еще мало изучала литературу на драконьем языке и не принадлежала к тем, кто с детства слышал цитаты из «Аврелианского цикла» в обычной речи, мысль о полном запрете поэмы казалась мне невероятной. Это произведение уже успело покорить мою душу за то время, что мы изучали ее в этом классе.
Даже если какие-то глупцы что-то неправильно поняли, как мог Атрей позволить наложить запрет? Он же сам записал наездников Четвертого Ордена на этот курс. Он с легкостью цитировал нам отрывки из «Аврелианского цикла» на своих занятиях. Совершенно очевидно, что он разделял мою любовь к его красоте, его первозданности…
И все же это оказалось не главным.
Я напомнила себе, что Атрей стоял во главе государственного переворота и впоследствии не предотвратил кровавую бойню, в которой погибли бывшие правители. Тех самых драконорожденных правителей, которые в «Аврелианском цикле» были изображены величественными созданиями, подобными богам, Атрей поставил на колени. Его история не была основана на традициях. Несмотря на то, что ему нравилась поэзия на драконьем языке.
– Официальное оповещение будет в завтрашних «Золотых ведомостях», – сказал Тиндейл. – Все лето будет проводиться изъятие экземпляров книги, а затем их уничтожат. Думаю, вам всем понятно, что в дальнейшем проведении этих занятий… нет смысла.
Обернувшись к Ли, Кор прошептал: «Слава драконам», – но на застывшем лице Ли не промелькнуло ни тени улыбки.
Тиндейл заставил нас еще немного почитать, но, услышав еще несколько плохих переводов, отпустил нас. Когда мы собрались уходить, он подошел к парте Ли и молча взглянул на него. Ли остался сидеть, скрестив руки на груди, а остальные студенты вышли из аудитории.
Пауэр догнал меня в коридоре, оторвавшись от группы золотых студенток, и мы вместе вышли во двор. В конце лета на лужайках обычно было полно учащихся, которые, валяясь на траве, притворялись, что увлечены чтением, но после событий на Голодном Валуне здесь было неестественно пусто. Словно отдых на свежем воздухе стал недоступной роскошью.
– Все это выглядело очень подозрительно, – заметил он.
Я резко остановилась и обернулась к нему.
– Что?
Пауэр тоже остановился и вскинул бровь.
– Расскажи мне, Энни.
Несколько мгновений мы стояли, глядя друг на друга, и мое сердце ускорило ритм, когда я заметила его едва различимую ухмылку, говорившую о том, что он заметил мое беспокойство, но прикинулся простачком. О чем он догадывался? Что знал?
Это уже было опасно. Пауэр не скрывал своей ненависти к Ли еще с детства, особенно с тех пор, как Пауэр принялся всеми силами укреплять свой авторитет в корпусе стражников. Я вспомнила кашель Пауэра, когда Ли держал его, а Кор бил.
Если Пауэр узнает, кто такой Ли, произойдет катастрофа.
Бросив взгляд на свое плечо, Пауэр вдруг сказал:
– О черт. Я забыл сумку. Думаю, мне надо вернуться…
Я сразу разгадала его тактику. Он играл со мной.
Но в этот момент я не могла придумать ничего лучше, как пойти у него на поводу.
– Я принесу ее.
Пауэр внимательно взглянул на меня, его улыбка сделалась шире.
– Как хочешь, Энни. Тогда встретимся в Орлином Гнезде?
– Да, – едва слышно пролепетала я.
Я вернулась обратно в учебный корпус, и хотя я не должна была испытывать никаких чувств, меня почему-то переполнял леденящий ужас.
«Нет, – думала я, приближаясь к аудитории. – Нет, нет, нет, я этого не хочу. Я
