К причалу мы добираемся до полудня. Всю дорогу я смотрела под ноги, опасаясь, что вид деревьев вернет меня к мистеру Харкеру и его сердцу, бьющемуся в моих руках. К счастью, теперь над нами расстилается бесконечное серое небо. Оградительная лента трепещет на колючем ветру, волны хлюпают по доскам причала. Карсон спрятала волосы под воротник, чтобы они не лезли в глаза. Я снимаю шапку, чтобы не сдуло, и убираю ее в мешок.
– Лучше бы им поторопиться, – говорит Джулия. Вчерашняя усталость вернулась и теперь вытягивает из ее голоса жизнь, а мучительный кашель раздирает ее изнутри. – Холодно.
– Давайте подождем под деревьями, хоть от ветра укроемся. – У Карсон стучат зубы. Я вспоминаю, как она коснулась губами моей щеки в нашу первую вылазку. Интересно, какая у нее кровь – теплая, как у меня, или токс отняла у нее и это тепло?
Джулия мотает головой.
– Здесь безопаснее. На открытом пространстве мы быстрее увидим, как что-то приближается.
С тех пор как мы пришли, Уэлч ни разу не шевельнулась. Она вглядывается в горизонт, в пустоту, где иногда виден материк. Сегодня слишком пасмурно, чтобы что-то рассмотреть, но она все равно пытается.
За всю дорогу она не проронила ни слова. Сперва я была этому рада, но теперь это вызывает у меня тревогу. Я хочу наблюдать за ней, попытаться прочесть ее мысли, но мне нельзя смотреть на нее слишком долго. Я боюсь, что вина будет написана у меня на лице. Поэтому я отхожу подальше, к Карсон, и прижимаюсь к ней.
– Так теплее, – говорю я, когда она смотрит на меня с недоумением.
Уэлч снова начинает мерить шагами берег. Взад и вперед, взад и вперед. В прошлый раз у нее был револьвер. Сейчас я его не вижу, но если оружие прячу я, то может прятать и она. Джулия отходит от причала на пару шагов, поближе ко мне и Карсон.
Раздается пронзительный крик чайки. Я поднимаю голову, быстро втягиваю воздух. Птица кружит над нами – черный силуэт на фоне неба, – и скоро к ней присоединяются еще две. Совсем как в прошлый раз, когда они прилетели незадолго до буксира. Они знают, что он уже близко.
Проходит еще пара минут, и мы слышим гудок, приглушенный и гулкий. Уэлч останавливается и разворачивается лицом к горизонту. В ее глазах затравленное выражение, которого я никогда еще не видела.
– Готовьтесь, девочки, – говорит она.
Еще один гудок, и из тумана выплывает буксир. Чайки перекрикивают друг друга. Я хочу зажать уши руками, но Джулия кивает мне, и я подхожу ближе к причалу, а Карсон плетется за мной.
Все в точности как в прошлый раз. Буксир медленно разворачивается, демонстрируя знакомую маркировку. На палубе никого нет, и чем ближе буксир, тем сильнее бросается в глаза пустота. Ни сложенных одна на другую коробок. Ни поддонов с консервами. Один-единственный ящик с яркими надписями по бокам.
Я смотрю на Джулию. Она напряженно покусывает щеку.
– Так бывает?
Она качает головой и что-то произносит, но мотор буксира ревет так громко, что я не могу разобрать ни слова; впрочем, ее мрачно искривленные губы говорят сами за себя.
Кран со скрежетом начинает вытягиваться. Он подцепляет ящик – единственный ящик – и переносит его на причал. В прошлый раз груз сбросили на настил, но на этот раз манипулятор разжимается, лишь когда ящик касается досок. Дребезжа цепью, кран втягивается, и раздается последний гудок, от которого у меня еще долго звенит в ушах.
Мы наблюдаем за тем, как буксир, поднимая огромную волну, удаляется от берега. В прошлый раз мы с трудом дождались разрешения приблизиться. Сейчас никто не хочет делать первый шаг.
Я смотрю из-за плеча Джулии на Уэлч. Стиснув зубы, она мотает головой, и по ее щеке стекает слеза, оставляя блестящий замерзающий след. Я никогда не видела ее такой: ни когда началась токс, ни даже в мой первый семестр, когда одна девочка сломала руку и кость вылезла наружу, разорвав кожу.
– Ну? – Она поворачивается к нам, и я невольно отступаю при виде ее красных глаз. – Чего вы ждете?
Джулия улыбается.
– Только после вас.
Повисает пауза. В воздухе так тихо, что я слышу испуганное дыхание Карсон, а потом Уэлч проносится мимо нас, оттолкнув с дороги Джулию. Мы выходим на причал следом за ней. Доски стонут под ногами, ветер крепчает.
Мы идем в ряд позади Уэлч, и я смотрю на океан за краем причала. Сегодня он неспокойный, болезненно-зеленый, покрытый пеной. Я придвигаюсь ближе к Карсон – посередине безопаснее.
Ящик меньше тех, что присылали в прошлый раз, и он не из дерева, как раньше, а из другого материала. Думаю, это пластик. Гладкий, серый, со скругленными краями и двумя парами защелок, удерживающих крышку. На крышке незнакомый мне символ. Ярко-оранжевый, слегка смазанный, как будто нанесен из баллончика по трафарету. Он похож на символ, каким помечают биологически опасные вещества – пересекающиеся условные круги, но не совсем.
– Стоп, – говорит Уэлч, поднимая руку. – Ждите здесь.
Я только рада держаться от ящика подальше. Он слишком синтетический, слишком искусственный. Ему не место на Ракстере, и я почти не хочу знать, что внутри. Но Джулия уже шагает вперед вместе с Уэлч.
– Я помогу, – говорит она и оглядывается на меня через плечо. Я касаюсь пояса джинсов, где спрятан пистолет, и киваю. Мало мне было переживать из-за Уэлч, теперь еще и это.
На краю причала доски почернели от воды и времени и облеплены зеленой паутиной ряски. Мы с Карсон отходим, и я, скрывая тревогу, расстегиваю нижнюю застежку пальто, чтобы легче было выхватить пистолет.
– Понесем назад ящик целиком? – спрашивает Джулия. Ветер доносит до меня ее тонкий и нервный голос.
– Нет. – Уэлч приседает рядом с ящиком и кладет руку на крышку, словно проверяя, не шевелится ли что-то внутри. – Откроем здесь.
Джулия остается стоять, и мы все смотрим, как плечи Уэлч тяжело поднимаются, как напрягаются вены на ее руках, пока она с усилием расстегивает последние защелки.
