Хватит. Я цепляю ключи себе на пояс и снова наклоняюсь, положив руки с обеих сторон от кровавой дыры в груди Уэлч.
– На счет «три».
Одним рывком мы сдвигаем ее к краю, и Джулия плюхается на доски, сжимая кулаки. Ей нужно собираться с духом, но я не могу ждать, потому что чем дольше я тяну, тем громче рыдает Карсон, и сделать это нужно сейчас. Я упираюсь плечом в плечо Уэлч и толкаю ее бедро. Ее тело медленно и тяжело ползет по доскам, а потом ногами вперед переваливается через край причала.
Всплеск. В лицо летят брызги, под кожу пробирается холод. Я вытираю лицо.
– Спасибо, – тихо говорит Джулия.
Уэлч покачивается на волнах. Ее волосы полощет вода, а из раны сочится кровь.
Я впускаю в себя боль и с ней самую малость жестокого удовлетворения – а потом выпрямляюсь и отворачиваюсь. Рано или поздно что-то придет из леса за телом. Я бы не хотела этого видеть.
Остается решить, что делать с контейнером. Мы собираемся вокруг него, решительно отвернувшись от воды.
– Что это? – спрашиваю я.
– Мне все равно, – говорит Джулия. – Меня интересует только, что с этим делать. Я предлагаю выбросить, не рассказывать никому. Будет только хуже. Посмотрите, что оно сделало с Уэлч.
Карсон вздрагивает. Я жду, что она сломается, осядет на землю, но она расправляет плечи.
– Мы возьмем ящик с собой.
От удивления у Джулии отвисает челюсть. Я никогда еще не видела, чтобы они расходились во мнениях.
– Зачем? – рявкает Джулия. – Зачем тащить его в школу?
– Мы отдадим его директрисе, – пожимает плечами Карсон. – Она решит, что с ним делать.
– Мы уже решили, что с ним делать, – настаивает Джулия. Я киваю, но они даже не смотрят на меня. – Его содержимое предназначено для того, чтобы нас убить. Зачем нести его в школу?
– Мы всегда можем избавиться от него позже, – продолжает Карсон. – Без Уэлч у нас осталась только директриса. Я не понимаю, зачем что-то от нее скрывать.
Джулия тянется к ее руке.
– Я понимаю, что ты разбита, но…
– А если Уэлч ошиблась? Что тогда? – Я впервые слышу, чтобы Карсон говорила так громко. Ее глаза блестят, а нижняя губа дрожит, но она продолжает стоять на своем. – Что, если это лекарство? Директриса должна знать. – Она смахивает слезу. – Я так устала, Джулия. Мы храним столько секретов и принимаем решения, которые не должны принимать, и сейчас я не могу этого делать. Это я держала нож. Я, а не ты. Пусть с ящиком разбирается директриса.
Джулия выглядит совершенно убитой.
– Прости, – говорит она хрипло. – Конечно. Мы отнесем его в школу. Гетти, ты не…
– Пусть будет как говорит Карсон. – Я устала, а если Карсон снова начнет плакать, я тоже могу разрыдаться.
Я отхожу в сторону, чтобы они могли побыть вдвоем, но краем глаза успеваю увидеть, как Карсон оседает на руках Джулии.
Ящик слишком тяжел, чтобы нести его в одиночку, и мы молчим, но никто не торопится вынимать контейнер.
– Мы возьмем ящик, – наконец говорит Джулия Карсон. – А ты иди вперед.
Я приседаю рядом с ящиком, закрываю крышку и провожу рукой по ее гладкой поверхности. Она прохладная, с крошечными бороздками, которые не видно со стороны; сбоку приделана ручка. С другой стороны за такую же ручку берется Джулия. Вместе мы поднимаем ящик, и Джулия морщится, когда он бьет ее по бедру.
– Если директриса спросит, – говорит она, когда мы трогаемся с места, – Уэлч сама это сделала. Карсон стояла у тебя за спиной.
– Само собой.
Джинсы промокли насквозь и липнут к телу, боль в глазу усиливается. Из-за сверкающей поверхности океана мне приходится напрягать зрение. Я хочу одного: вернуться домой. Спрятаться в укромном уголке, подальше от воспоминаний об Уэлч и мистере Харкере. И чтобы Риз сказала, что все будет хорошо.
Мы едва успеваем войти под деревья, а я уже чувствую, как дрожит земля, и замечаю вдали движение в ветвях. Джулия ускоряется, и я стараюсь не отставать. Не оглядываться. Но дорога сворачивает, и я вижу его через плечо. Что-то огромное, черное, как сама пустота, пробирается между деревьями в противоположном направлении. Это медведь, привлеченный запахом крови и телом, покачивающимся на воде.
Я слишком измотана, чтобы бояться. Сил у меня осталось ровно на то, чтобы передвигать ноги. Не оглядывайся, Гетти. Думай о чем-нибудь другом. Но на ум приходит только вчерашняя ночь и то, как под моими пальцами с мистера Харкера клочьями сходила кожа. А еще – Мона в мешке. И еще, и еще, и еще.
Поступки, которые я совершала, тела, к которым прикасалась. Все это будет зря, если я не найду Байетт. Уэлч не может дать мне ответов, но я найду их сама.
Мы удаляемся от причала. С приходом токс с моих ладоней не сходят мозоли, и теперь я благодарна за это, потому что с каждым шагом ящик становится все тяжелее. Стоило все-таки сунуть контейнер в мешок, а ящик оставить на причале.
– Почти на месте, – произносит Джулия, когда дорога плавно изгибается в последний раз. Я не свожу взгляда с верхушек деревьев, высматривая крышу. – Народ соберется в вестибюле, – продолжает она. – Карсон войдет в школу одна. Пусть найдет директрису и приведет ее к воротам; тогда и решим, что делать.
Еда. Я гнала эту мысль всю дорогу, но без толку, и теперь прикусываю губу, сдерживая слезы. Пожалуйста, пусть жизнь Байетт стоит всех наших жизней.
– Думаешь, будет настолько плохо?
– Думаю, будет неприятно.
– Да уж, – говорю я. Надеюсь, это звучит так, как будто я с ней соглашаюсь. Потом я окликаю Карсон, стараясь не обращать внимания на сосущий ужас в животе.
Она оборачивается, споткнувшись о выбоину на
