Я задрожал так сильно, что даже кости под ногами застучали. Задрожал, потому что узнал идущий от обмотки запах – серы, нефти, толченого лайма и жидкого греческого огня, самой опасной из всех когда-либо созданных субстанций. Гнев и отвращение столкнулись в горле, сражаясь за право вызвать у меня рвоту.
– Чудовище. Их нужно немедленно освободить.
– А что с ними т-т-такое? – спросила, заикаясь, Мэг.
Облечь ответ в слова я не решился. В прошлом мне уже доводилось видеть этот способ казни, и наблюдать его снова желания не было.
Я подбежал к столбу, на котором висел Остин, и попытался расшатать его, но столб был вкопан слишком глубоко. Попытался сорвать обмотку – и только испачкался в сернистой смоле. Вещество было более липучим и твердым, чем муравьиный клей.
– Мэг, мечи! – Я вовсе не был уверен, что от них будет какой-то толк, но ничего другого на ум не приходило.
И тут сверху послышался знакомый рык.
Ветки зашуршали, и из густой кроны к ногам Мэг, совершив кувырок, свалился карпос Персик. Выглядел он так, словно по пути сюда преодолел некоторые препятствия. Из царапин на руках капал персиковый сок. На ногах пятнами темнели синяки.
– Слава богам! – Не могу сказать, что это моя обычная реакция на появление зернового духа, но сейчас его зубы и когти могли оказаться как нельзя кстати. – Мэг, поскорей! Скажи своему другу…
– Аполлон… – с тяжелым вздохом сказала она и указала на туннель, через который мы только что прошли.
Два появившихся из муравейника мужчины были едва ли не самыми крупными представителями своего рода. Каждый по семь футов ростом и примерно по триста фунтов мышц, упакованных в доспехи из конской кожи. Светлые волосы сияли, как серебристые зубные нити. В бородах поблескивали кольца с драгоценными камнями. Каждый нес щит и копье, хотя оружие им, в общем-то, и не требовалось. Выглядели они так, словно могли, не напрягаясь, голыми руками раздавить пушечное ядро.
Узнать их помогли татуировки и круги на щитах. Забыть таких воинов не получится.
– Германцы. – Я машинально шагнул вперед, прикрывая собой Мэг.
Элитные императорские телохранители были в Древнем Риме хладнокровными убийцами. В том, что они подобрели за прошедшие века, я сильно сомневался.
Оба без особой приветливости смотрели на нас. Вытатуированные змеи обвивали их шеи – точь-в-точь как у тех бандитов, что напали на меня в Нью-Йорке. Германцы расступились, и из туннеля выбрался их господин.
За те тысячу девятьсот с чем-то лет, что мы не виделись, Нерон практически не изменился. На вид ему было не больше тридцати, но эти тридцать оставили тяжелый след. Изнуренное лицо и рыхлый живот свидетельствовали о неумеренности во всем. Рот застыл в привычной усмешке. Курчавые волосы переходили в округлую бороду. Подбородок выдавал такую слабость, что у меня даже промелькнуло желание провести кампанию по сбору денег на новую челюсть.
Свое уродство он пытался компенсировать дорогим итальянским костюмом из пурпурной шерсти и серой рубашкой, в распахнутом вороте которой виднелись золотые цепи. Ручной работы кожаные туфли явно не предназначались для прогулок по муравейникам. С другой стороны, Нерон всегда отличался любовью к дорогим непрактичным вещам. И это было, наверно, единственным, что восхищало меня в нем.
– Император Нерон. Зверь.
Он поджал губу.
– Просто Нерон. Рад видеть тебя, мой достопочтенный предок. Извини, что не баловал подношениями последние пару тысячелетий, но вообще-то я обходился без тебя. И у меня неплохо получалось.
Я сжал кулаки. Как бы мне хотелось поразить этого пузатого императора ударом молнии. Жаль только, молний у меня не осталось. И стрел не осталось. И голос ушел. Нерону и его семифутовым громилам-германцам я мог противопоставить бразильскую бандану, пакетик амброзии и ветряные колокольчики.
– Тебе нужен я. Освободи этих полукровок и пусть уйдут вместе с Мэг. Тебе они ничего не сделали.
– С удовольствием их отпущу, как только мы достигнем согласия, – ухмыльнулся Нерон. – Что же касается Мэг… – Он улыбнулся ей. – Ты как, дорогуша?
Девочка не ответила. Лицо ее окаменело и посерело, как у бога гейзера. Персик у ее ног заворчал и зашуршал крылышками.
Один из телохранителей наклонился и сказал что-то на ухо императору. Нерон кивнул:
– Скоро.
Он снова повернулся ко мне:
– Да что же это я? Где мои манеры? Позвольте представить – моя правая рука, Винций, и моя левая рука, Гарий.
Телохранители указали друг на друга.
– А, извините, – поправил себя Нерон. – Моя правая рука, Гарий, и моя левая рука, Винций. И то, и другое – романизированные версии их батавских имен, произнести которые я не в состоянии. Обычно я называю их просто Винс и Гэри. Поздоровайтесь, парни.
Винс и Гэри угрюмо молчали.
– У них татуированные змеи, – заметил я, – как и у тех уличных хулиганов, которых ты натравил на меня.
Нерон пожал плечами.
– У меня много слуг. Кейд и Майки из тех, что где-то внизу зарплатного списка. Им было поручено оказать тебе теплый прием в моем городе, потрясти немножко – не более того.
– В твоем городе. – Да, такое вполне в духе Нерона – предъявить права на городские участки, явно принадлежащие мне. – И эти двое джентльменов… Они действительно древние германцы? Из тех времен?
Нерон фыркнул – получилось что-то вроде храпа. Я уже успел позабыть, сколь отвратителен его смех.
– Брось, Аполлон, – сказал он. – Тебе ведь прекрасно известно, что даже до того, как Гея взяла под контроль Врата смерти, души то и дело сбегали из Эреба. А уж богу-императору вроде меня и вовсе раз плюнуть призвать своих верных последователей.
– Бог-император? – проворчал я. – Ты, наверно, хотел сказать, безумный экс-император.
Нерон вскинул брови.
– Благодаря чему, Аполлон, ты был богом? В те времена, когда ты был им? Разве не благодаря силе имени, влиянию на тех, кто верил в тебя? В этом смысле я ничем не отличаюсь от других. – Он бросил взгляд влево: – Винс, будь добр, упади на копье.
Ни секунды не колеблясь, Винс поставил древко тупым концом на землю и направил наконечник под грудную клетку.
– Остановись, – сказал Нерон. – Я передумал.
Отмена распоряжения нисколько Винса не обрадовала. Скорее наоборот – в его глазах мелькнуло легкое разочарование.
Нерон с усмешкой повернулся ко мне:
– Видишь? Я могу распоряжаться жизнью и смертью своих сторонников, как и любой бог.
Мне стало не по себе – как будто проглотил гелевую капсулу с личинкой.
– Германцы всегда были безумцами вроде тебя.
Нерон приложил ладонь к груди.
– Я оскорблен! Мои друзья-варвары – верные подданные династии Юлиев! И, конечно, мы все – твои потомки.
Мог бы и не напоминать. Я так гордился сыном Октавианом, ставшим позднее Октавианом Августом. А вот его потомки все явственнее демонстрировали заносчивость и непостоянство (я возлагал вину на их смертную ДНК,
