Харди стоит на площадке перед космопортом и щурится на яркое розовато-карамельное солнце. Про себя раздумывает, всё ли захватил. Главное, говорят, солнцезащитный крем, а остальное уже так, баловство.
Крем он захватил.
Ещё -- всякое баловство: джиппер, заряженный по самую крышечку, чтобы хватило месяца на три непрерывной записи, хорошее импульсное ружьё, потому что на Титебе есть совсем всё, включая плотоядных динозавров, расширенную медицинскую аптечку с карманным диагностом. Полный набор сухих пайков, потому что не всегда хочется жрать морскую мелочь с отмели.
В общем, Харди готов.
Посмотрел на Джону: тот восхищенно вглядывался в лесную чащу, а потом заявил:
-- У местных тварей такие прикольные мысли!
-- Как бы нас сожрать? Мысли? -- уточнил Харди.
-- А. Нет. Интересней. Они трахаться любят.
-- Это ты про животных?
-- Неа. Про других. Тех, кто живёт в лесу.
-- Знать бы, тебе по возрасту вообще можно употреблять слово "трахаться"...
Вот что, решил Харди. Можно ведь остаться ещё на сутки или двое в местной гостинице, морально подготовиться.
Поправил рюкзак на спине и двинулся в чащу. Восхищенный Джона двинулся следом.
***
Однажды великое животное Тао сказало мелкому животному Тик: "Я тебя съем!" А Тик ответило: "Нет, это я тебя съем!"
И съело Тао.
***
Харди вот что знал про Титебу: тут есть островки цивилизации. Какие-то совершеннейшие медвежьи углы по меркам Содружества, но там можно пообщаться с приличными людьми и закупиться жратвой. Вытянуть ноги на нормальных кроватях. Ощутить себя человеком, местам даже разумным.
Карту Харди тоже прихватил. И знал, что до ближайшего островка -- три дня ходу, если не особенно торопиться, но путь пролегает по территории местного племени. Местные -- фиолетовые и больше похожи на лосей, чем на людей, и всё же -- гуманоиды. Прямоходящие, двурукие, способные на членораздельную речь и своими корнями уходящие в генетические эксперименты двадцать третьего века. Формально-биологически у них два пола -- мужской и женский, но в культурном смысле имеется ещё и третий -- "промежуточный", и вот с ним совершенно ничего не понять.
Ни один из исследователей (из тех, которых не успели съесть; а, шутка; или не совсем) не сумел не то что пообщаться с представителем этого таинственного пола, но даже и узнать, чем этот пол отличается от остальных.
Ясно было только, что "третьеполые" за людей не считаются. Но за кого же тогда?
Харди не надеялся разрешить эту загадку.
Он помнил, что Мик опасается получить посылку с какой-нибудь важной частью тела Харди. И ещё: на Титебе нет доступа к Глобальной сети нигде, кроме космопорота. И полиции нет тоже.
***
Рой -- это не только "что", но и "как".
Рой -- это свободно, легко и без страха. Рой ничего не боится, потому что Рой бессмертен: пока есть Рой, смерти нет; когда есть смерть, нет Роя.
Поэтому Рой всё может.
Джона помнит, как Рой сам себя воспроизводил: чтобы делать себя дальше в будущее, в Рое обнимались, гладились, прижимались друг к другу и друг другу делали хорошо. Джоне тоже делали, хотя именно он тогда воспроизводить Рой не мог.
Теперь Джона знает, что это дело называется -- секс, и согласно написанному в книгах секс -- дело хоть и приятное, но большей частью стыдное.
Джона не согласен.
***
Идти приятно ровно до того момента, пока Харди не наступает в цветок-ловушку. Это не больно, цветок захлопывает свою пасть аккуратно, даже деликатно, с ласковым щелчком, но щиколотку в кожаном сапоге охватывает крепко и надёжно.
Харди в первый момент даже не понимает, что это всё серьёзно.
Он изумленно смотрит на свою ногу, утопающую в алом легкомысленном соцветии и думает, что вот же штука.
Потом ещё минут десять он безуспешно дёргает ногой и тогда понимает, что соцветие это будто бы из металла -- ни на дюйм ногу сдвинуть не выходит. Он решает, что придется такую красоту все же уничтожить, и достает импульсник. Импульсный заряд растению безразличен. Оно даже не вздрагивает, а вот ноге неприятно.
Харди достаёт нож и велит Джоне этим ножом добраться до мясистого стебля и попытаться его срезать, и Джона пыхтит, ползая на коленках, и долго пытается стебель пилить...
Растение свои челюсти не разжимает.
Но вот что Харди упустил: в пасти растения есть желудочный сок, кислота, переваривающая попавшее в пасть животное. Так вот, когда Харди про эту тонкость вспоминает, желудочный сок успевает уже прилично разъесть его сапог.
У Харди в теле нет ни единого импланта.
Ни единого.
У него даже в зубах ни одной пломбы, потому что он следит за зубами, чёрт их подери, и в любом случае постарается не позволить что-нибудь в себя впаять. Мик над ним смеётся. Харди шлёт его в задницу.
У самого Мика есть, разумеется, стандартный мозговой шунт, который обеспечивается присутствие на собраниях Парламента в режиме реального времени из любой точки Вселенной. Ну и, как рассказывали Харди, порнушка через этот шунт тоже весьма горяча.
Кроме того, у Мика улучшенное сердце: и то правильно -- людям <i>его рода деятельности</i> приходится ведь так много врать, что это, вероятно, изрядная нагрузка на ум, честь, совесть, сердце и желудок. Кстати, о желудке. Мик утверждает, что в желудок у него вшит фильтр, не позволяющий ему опьянеть или быть отравленным политическим оппонентом. А после крушения шаттла пять лет назад Мику заменили правый бедренный сустав и лучезапястный сустав левой руки.
Так что Мик -- Франкенштейн, а Франкенштейн -- чудовище.
Не то чтобы Мик...
Харди нравится думать, что его собственное тело принадлежит только ему, что он не автомобиль, к которому при необходимости просто прикрутят какую-нибудь штуку ради повышения функциональности.
Мик называет Харди луддитом.
Харди называет Мика Франкенштейном, но следует признать, что Харди вообще окружают сплошные Франкенштейны. Прикручивают и прикручивают к себе всё новые и новые детали.
И вот теперь у Харди огнём полыхает ступня медленно растворяющейся в кислоте ноги. Огнём полыхать -- безумно больно. Он вколол анестетик, но слишком уж медленно растекается онемение.
-- Джона, -- говорит он. -- Если помощь всё же успеет вовремя, не позволяй им пришить мне новую ногу. Пусть приставят деревянную штуку. Палку. Буду ковылять, как пират. Мы с тобой заведем шхуну и будем бороздить моря. Ага?
Джона продолжает бессмысленные попытки спилить этот сраный цветок, но цветок, вероятно, изготовлен из синтестали. На зелёном стебле ни царапины.
Джона в панике.
Харди нажал тревожную кнопку
