в своём джиппере минут пятнадцать назад (а по ощущениям -- так годы уже прошли), но его честно предупредили -- служба спасения держит только два джета и из тех один в ремонте.

   А они с Джоной далеко ушли, миль сто пятьдесят уже преодолели.

   Харди решает, что, если успеют спасти и он не умрёт от потери крови или заражения раньше, то закажет себе деревяшку у лучшего краснодеревщика из Центра. Чтобы там всякая резьба и финтифлюшки. И заведёт говорящую птицу.

   ***

   Микаэль Соммерсет хорошо знал своего брата (настолько хорошо, насколько можно знать человека, который на твоих глазах взобрался на самую верхушку небоскрёбного дерева и оттуда свалился исключительно из желания подтвердить какую-то свою теорию).

   И знал, что не следует его недооценивать.

   Если он сказал, что справится, то, очевидно, справится. Но кроме прочего Микаэль привык автоматически рассчитывать сопутствующий ущерб и прекрасно понимал, что представление Харди о том, что считается за "справиться" -- это не совсем то, что за "справиться" считает сам Микаэль.

   Например, Харди склонен не учитывать то, сколько рук ему придётся сломать в процессе. Сколько сотрясений своих бедных авантюрных мозгов получить. И он ведь -- совершенно беззащитный. Генотип у него, конечно, превосходный, папенька на отпрысках никогда не экономил. Но.

   Микаэль думает, что хорошо бы было Харди запихнуть в стеклянную клетку лет на десять, чтобы у него там в мозгах постепенно встало на место, устаканилось, и эта тяга к авантюрам куда-нибудь делась.

   А так он должен сидеть в своём кабинете и гадать: братец не отвечает потому, что его уже поймали и как раз сейчас разбирают на части, или потому, что занимается сексом с какой-нибудь грудастой аборигенкой на краю Вселенной?

   Микаэль надеялся на последнее, но в силу занимаемой должности не мог рассчитывать на везение.

   Он нажал кнопку и сказал Лойс:

   -- Мне нужно знать, где сейчас находится мой брат. Именно сейчас, и меня не интересуют гипотезы и предположения. Только достоверная информация.

   Лойс, искосимбионт, отозвалась вежливо и холодно, как все эти искосимбионты:

   -- Будет сделано, сэр. Полагаю, потребуется что-то около полутора часов.

   Её белковый носитель резво застучал коготками по инфопанели.

   Мик старался не думать о Харди, но думал. А нужно было -- о грядущем первом чтении годового бюджета и том, что сэр Крэйсли, разумеется, подсиживает. Но кто тут ещё кого пересидит.

   ***

   Харди старался не представлять, как там, в цветке, сейчас медленно расползается его плоть. Как там, должно быть, воняет.

   Как его кости в конце концов обнажатся...

   Интересно, эта дрянь и кости ест? Или сплюнет? Или?...

   Джона всхлипывает.

   Харди на самом деле тоже, но строго говорит ему:

   -- Эй, прекрати. Это ведь не твою ногу сейчас старательно переваривают. С тобой всё хорошо. Документы у тебя есть, просто будь осторожен. По документам ты уже имеешь право самостоятельно передвигаться по большинству планет, и у тебя есть доступ к моему банковскому счёту. Я внёс тебя в список доверенных лиц. Так что ничего, проживёшь.

   Но Джона икает и развёл сопли.

   И отвечает:

   -- Не хочу.

   Ну, Харди тоже много чего в жизни не хочет. Например, погано, когда твою ногу заживо переваривают. Даже если вколол себе стандартный анестетик из аптечки, всё равно ж...

   Нет, этого Харди точно не хотел никогда.

   ***

   Джона одно не понимает: почему что-нибудь случается. Зачем?

   Он читал в одной книге, что люди должны страдать, потому что грешны, но за собой Джона никакого греха не знает, потому что он никогда никого не убивал и не ест мясо настоящих животных.

   Так почему?

   Вечно со всеми что-нибудь случается, и они тогда начинают умирать, а Джона знает, как люди умирают.

   Им сперва больно и холодно, потом просто больно, а потом останавливается сердце, но мозг еще продолжает некоторое время жить, и в нём всякие там чудовища заводятся.

   Джона это знает, видел.

   ***

   Харди неотрывно смотрит на часы в джиппере. Минуты едва-едва перетекают из одна в другую.

   Всё это время, хотя он и не чувствует уже особо, его нога делается мутной вонючей кашицей (он так полагает, но точно не знает -- ему же не видно).

   И то, что Джона все это время тихо плачет, положения не улучшает.

   И Харди даже вроде как отрубается разок, или, может, задрёмывает от анестетика, и поэтому пропускает момент, когда вокруг что-то меняется.

   Не сразу замечает, что лес вокруг вдруг как-то стихает, будто бы замирает. Эти проклятые кузнечики размером с ладонь прекращают пиликать, а птицы замолкают и больше не свистят.

   Небо уже вечернее, синее в основном и оранжевое по краю...

   Эти подходят бесшумно. Харди видит их тёмные силуэты, проступающие из ещё более тёмного леса. И у них есть рога. Большие, но изящные, ажурные. И сами они изящные, высокие и тонкокостные.

   Их трое, они подходят ближе, и Харди вцепляется в руку Джоны, а Джона перестаёт всхлипывать.

   Пришельцы целиком покрыты нежнейшей фиолетовой шерстью, скорее даже пушком, а одеты только в набедренные повязки из ткани, в которой Харди узнаёт брезент спальников из стандартного военного набора.

   Один из пришельцев издает нечто среднее между птичьей трелью и мурлыканьем, и джиппер усердно трещит, пытаясь перевести...

   Мурлыкающий щёлкает длинными узловатыми пальцами, и цветок распахивает пасть.

   Харди в эту пасть заглядывает, изворачивается и блюёт в траву, умудрившись не уделаться с ног до головы.

   Но его мягко подхватывают под мышки и куда-то тащат. Он ещё пробует пинаться, но Джона в его голове говорит: "Это ничего, они хорошие. Они только хорошего хотят."

   "Потрахаться?" -- уточняет Харди, припомнив недавний разговор.

   "Нет. Они ещё лучше."

   Что может быть лучше хорошего траха?

   ***

   <i>Оно выпрямляется во весь рост, потрясает копьём.

   Говорит:

   -- Я люблю тебя.

   И тогда начинает любить...

   </i>

   ***

   Харди теперь уже совсем не больно, и, он думает, это потому, что у него теперь нет ноги. Но точно он не знает. Он хихикает, и ему кажется, будто он объелся мыла и теперь выдувает мыльные пузыри с каждым смешком. В горле от смеха щекотно.

   -- Это не так. Ты не объелся мыла, -- перебивает его смех Джона, который вообще понимал бы, о чём речь. -- И нога на месте, я видел. Её обмазали какой-то штукой, но она там, никуда не делась.

   Харди думает, что для подростка Джона довольно скучен.

   Вот сам Харди в шестнадцать лет придумывал чрезвычайно смешные штуки. Например, ту, с кошкой и преподавателем базовой лингвистики Содружества. Кошка была довольно крупная,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату