Харди побродил с фонариком минут десять и пожалел, что нельзя с этого всего снять слепки для голо. Храм всех храмов -- святыня потаённая, вот пусть такой и остается.
Очень сильно пахло терпкой, навязчивой сладостью.
И вот ещё что -- над Храмом было небо. Чёрное, грубое, испещренное белыми точками звезд словно бы оспинами или прыщиками, и тяжелое, будто бы невыносимо усталое.
-- И мы вот так возьмём и войдём? -- спросил Харди. -- Чёрт. Мне нужно попасть внутрь. Мне ведь нужно...
Лэни сказала:
-- У нас контракт. Я обещала, что найду тебе твою книжонку, и я обещание сдержу. Жди.
И исчезла в полумраке.
Харди ждал, привалившись к стволу дерева с листьями навроде гусениц (они даже мелко извивались), и с каждой минутой ему делалось неуютней. На него к тому же вроде как таращились из темноты, но когда он направлял в самую лесную гущу фонарик, никого там не видел, а таращиться прекращали. Секунд на двадцать. Потом принимались вновь.
В Храме было темно. Странно, думал, почему в Храме -- и темно. Должны же там быть какие-то обряды, служители, прихожане...
Ашими, знал, имеют привычку приносить жертвы своим странным, злым и неприятным богам. Любят упиться и танцевать вокруг идолов. Любят впадать в священный транс и петь в нём песни, пророчествовать, биться в конвульсиях... Где всё это?
Харди ещё вот о чём думал: Лэни хороша. Может, согласится улететь с ним. Ему бы пригодилось. Ему и так неплохо, но... несколько одиноко?
Он, посчитал, уже два года один, и дело тут не в сексе. Секс легко купить, причем купить можно даже секс титанида с Тринидада, а те умеют продлевать оргазм партнёра до часа и более. Нет, секс не проблема. Секс, в сущности, самая ходовая и легко конвертируемая валюта во Вселенной.
Проблема в том, что иногда хочется вслух не только с самим собой разговаривать, и хотя лучший собеседник каждый себе сам, иногда хочется, чтобы хотя молчали в такт.
Харди, может, размяк.
Он, в конце концов, уже пять лет не бывал дома. И, разумеется, конструктор его тела был настолько глуп, чтобы вложить в его мозги потребность в ненужных, слабовольных привязанностях.
Откровенно говоря, Харди ожидал перестрелку, погоню в ночи через джунгли, злых духов, несущихся вслед, но...
Ещё через двадцать минут Лэни вышла откуда-то из темноты с мешком через плечо. Уронила мешок перед Харди и сказала:
-- У тебя четверть стандарточаса. Потом кто-нибудь заметит пропажу.
И вытряхнула из мешка свиток, на манер древнеегипетского папируса свёрнутый плотным рулоном вокруг деревянного бруска.
Харди, потея ладонями, бешено защёлкал джиппером, пытаясь сделать как можно больше приличных снимков и так, и этак. Пятнадцать минут?! Да Лэни издевается.
И Харди щёлкал, щёлкал, джиппер притом пытался тут же переводить, а время шло.
В мешке лежали ещё какие-то вещи -- вроде бы кинжал, каменный, с белой рукоятью, и пузырьки благовоний, и Харди вопросительно на них кивнул.
-- Чисто для себя, -- буркнула Лэни. -- Это они искать не станут точно.
И Харди тут же про вещички забыл.
Пятнадцать минут истекли слишком быстро.
***
Как известно, в семье не без урода. Уродство в случае эволюции -- необходимый элемент любого изменения. И потом, зависит ведь от точки зрения. Человечество долгое время считало уродами рыжих, а ещё раньше -- голубоглазых. Голубоглазый рыжеватый Харди уродом себя не считал вовсе. Если этак прищуриться и слегка расправить плечи -- то и вовсе красавчик.
К тому же разнообразие во вселенной слишком велико, чтобы сейчас представление об уродстве вообще могло существовать. Тем не менее -- существовало.
Харди, например, должен был пойти по военной части, как и все младшие сыновья их древнего и славного рода (старшие шли в политику и в её мутных водах неизменно захлёбывались).
Он сказал отцу: "Пфе. Махать фазером?" И лишился доли в отцовском наследсте (оставалось ещё материнское -- и его хватало).
Была некоторая ирония в том, что помахать фазером ему в жизни пришлось изрядно, но уже в качестве культуролога.
И в качестве культуролога Харди махать фазером нравилось гораздо больше, чем в качестве какого-нибудь капитана или даже майора.
Его отец, надеялся, в конце концов лопнет от избытка чувств.
***
Как и всегда после достижения цели Харди охватывало нечто вроде сладостного головокружения. Он любил хорошенько потрогать очередную добычу, чтобы ощущения остались в памяти. Тут толком потрогать не дали. Свиток был недлинный -- футов пять всего. И на самом деле представлял собой нечто вроде папируса -- определенно прессованные листья или тростник, искуссно отбеленные и хорошенько отлакированные. Жаль, нельзя было провести анализ.
Свиток у Харди забрали, а упоение осталось.
Потом всё же пришлось бежать через джунгли в темноте. Бежали много часов, Харди сбился со счёта. Но ему казалось -- целую вечность. Полная тьма постепенно сменилась привычным дневным полумраком, над головой кое-где проблесками проступало небо.
Сперва за спиной выли и визжали, потом -- тяжело дышали, а потом Лэни коротко пальнула, не сбавляя скорости, и, наконец, отстали.
Харди бежал и смеялся, потому что, сами понимаете, упоение, но вскоре на смех дыхания не осталось. В конце концов он упал и тут же заснул, даже не велев себя пристрелить, чтоб не мучился.
Лэни, вероятно, обозвала его хилой белой задницей, но спальник накинула.
Когда проснулся, над головой неба, даже и проблесками, опять не стало.
-- Это что -- ночь или день?
-- День, но уже новый. Ты проспал часов десять.
-- Странно, что погони, считай, и не было. Я думал, мы так легко не отделаемся.
-- Мы же ничего не украли, -- пожала плечами Лэни и сунула ему стаканчик чего-то пряного, острого и явно алкогольного. -- Дело сделано, шеф?
-- Да, сделано. Доведешь меня до города и получишь оставшуюся часть своего гонорара. И, слушай... Ты не хотела бы подписать со мной договор, скажем, на год. Расценки, разумеется, будут скромнее, но так и дело...
-- Пей.
И Харди пил. И читал перевод текста с джиппера, и надиктовал целых два листа заметок для своей будущей книги (это будет потрясная книга).
-- Так зачем тебе была нужна эта книжонка?
-- Для подтверждения одной гипотезы... Ну, для моей собственной книги...
-- Расскажи.
Харди пил, валялся на спальнике, читал записи, обнимался с Лэни, которая сделалась совсем как кошка -- может, в связи с пряной жидкостью в стаканчике. И рассказывал, хотя с чего бы ей
