– А что там будет? – Альке вовсе не хотелось показаться недружелюбной букой.
В изумрудных глазах королевы отразились пляшущие огоньки лайтеров.
– Обычно во время таких больших праздников в конце всегда приносится жертва этой несчастной, исковерканной земле.
– И что же приносят в жертву?
Велейра улыбнулась так сладко, как будто вспомнила самые лучшие мгновения своей жизни.
– Не что, а кого. Как правило, это кто-нибудь из-за Пелены. Человек. И все так красиво, символично. Вот увидишь.
– Его что, убивают? – едва слышно ахнула Алька, хотя и так было понятно, что да, убивают.
– Как правило, его сжирают твари роя, – довольным тоном сказала Велейра.
– Но это неправильно!
Алька повернулась к отцу, умоляюще заглядывая в глаза:
– Ваше величество… отец… зачем вы это делаете?
Сантор передернул плечами, давая понять, что тема разговора ему неприятна.
– А ты подумай, Алайна, мало ли крагхов погибло за Пеленой? Твой брат, наконец… Так отчего мы должны их жалеть?
– Ой, вот и финал! – восторженно взвизгнула королева, указывая пальцем на арену.
Алька, холодея, посмотрела туда.
Ворота снова медленно открывались, выпуская на арену человека. Из всей одежды на нем были одни штаны. Правда, он был вооружен мечом. Но разве спасет один-единственный меч против тварей роя, когда их много?
До арены было далековато, и хотя она была прекрасно освещена, Алька изо всех сил напрягала зрение, чтобы разглядеть подготовленную жертву. Почему-то ей нужно было увидеть того, кого через несколько минут разорвут на части, хотя самым правильным было бы вскочить и убежать, чтобы не видеть всего этого.
Между тем человек, чуть припадая на одну ногу, медленно прошелся по арене, поднял голову, как будто высматривая кого-то… И у Альки сердце с размаху бухнулось в колотый лед и забилось, разбрызгивая тяжелые кровавые капли. Она узнала человека, стоящего там, внизу. Узнала эти коротко остриженные темные волосы, узнала худощавое, перевитое мышцами тело.
Как он сюда попал? Неужели дал себя схватить? Зачем?!
Все, все забылось. Что накричал, что поверил Ровене, что провел с этой же Ровеной ночь. Наплевать. Единственное, что осталось важным, – то, что Мариус Эльдор не должен был умереть сегодня.
Алька повернулась к Сантору:
– Отец, остановите это! Пожалуйста. Я не могу… не хочу, чтобы вот так убили человека.
Крагх внимательно посмотрел на нее, хмыкнул:
– Тебе придется привыкать. Это старая традиция, Алайна.
Леденея всем телом, Алька снова уставилась на арену. Она судорожно соображала, что бы такого сделать, чтобы остановить это убийство, но мысли путались в бестолковый клубок, катились во все стороны прыгучими цветными шариками.
Ворота внизу снова заскрипели, и оттуда, из темного зева, начало вываливаться тело гигантской многоножки.
Тварь была огромной. Одна голова показалась Альке размером с хорошую корову. И дальше появилось безразмерное тело, коричневое, бронированное, и каждая конечность усажена шипами, на которых желтыми каплями блестит яд.
Тварь была огромной, но при этом быстрой. Едва оказавшись на арене, она тут же заметила добычу и бросилась на человека так быстро, что Алька только и успела, что ахнуть в ужасе. Бросилась – и вдруг словно натолкнулась на невидимую стену.
– Страж! – в гневе воскликнул Сантор. – Откуда его взяли?
Тем временем невидимая преграда, которую не могла преодолеть многоножка, стремительно налилась яркой зеленью, завибрировала и как будто стекла кусками желе на голову твари. Раздался жуткий скрежет, послышался высокий визг, от которого заложило уши. Хрясь! Череп многоножки с треском сплющился, треснул, забрызгивая белой жижей песок арены. Крагхи взвыли, вскочили со своих мест.
Алька и вовсе перестала дышать.
Она во все глаза смотрела на Мариуса, который медленно обошел поверженного врага, зачем-то ткнул лезвие меча в яд, стынущий каплями… Снова обвел взглядом трибуны, как будто выискивая кого-то. Альке захотелось тихо заскулить и залезть под стул. Или проснуться, чтобы больше никогда, никогда не видеть ничего подобного.
Сантор поднялся, махнул кому-то рукой и скомандовал:
– Выпускай всех!
– Нет, пожалуйста! – Алька что есть силы вцепилась в заросшую перьями руку отца.
– Ты привыкнешь, – холодно сказал он. – Раз уж ты здесь, надо принимать нашу жизнь.
Смаргивая набегавшие слезы, Алька все смотрела… и не могла заставить себя отвернуться. Потому что там, внизу, вновь распахнулись ворота, и на арену начал вываливаться бесформенный ком переплетенных гигантских тел. Ком развалился на части, выпуская на песок невиданных тварей – гигантских скорпионов, бронированных жуков, дикую помесь кота-переростка и осы, когда на черно-желтом туловище когтистые лапы, а на загнутом наверх хвосте блестит ядовитое жало.
Мариуса, правда, это не смутило. Осторожно отступая, он сделал движение, как будто черпал что-то снизу. Песок пошел высокой волной, превращаясь в тускло светящуюся слизь. Она накрыла ближайших тварей, впитываясь с шипением в панцири, прожигая их, добираясь до плоти. Над ареной поплыл тошнотворный запах горелых внутренностей. И в этот миг Мариус ловко снес голову еще одной твари, что подбиралась сбоку.
«Но он устал, – вдруг догадалась Алька, – его силы не бесконечны, и все это понимают».
Ей хватило быстрого взгляда, чтобы понять: Мариус продержится еще чуть-чуть, пока в состоянии формировать магическое воздействие, а потом… все.
В груди заболело. От слез перед глазами все плыло – пестрая толпа на трибунах, бойня на арене. Кажется, Мариус разделался еще с одной тварью. Но сколько их осталось? Увы, слишком много.
Она невольно вскрикнула, когда человек на арене упал на одно колено, и в тот же миг шипастая конечность прошлась по обнаженному телу. Песок окрасился кровью.
– Ну, пожалуй, и все, – удовлетворенно заметила королева, – в этот раз даже слишком долго продержался.
Алька сжала кулаки.
Зажмурилась на миг.
Нет, не все. Далеко не все.
И, улучив мгновение, когда Сантор отвернулся, вскочила со своего места, подпрыгнула, разворачивая крылья, – и камнем бросилась вниз, прямо на арену.
В лицо хлестнуло ветром, песком и кровью, когда она упала на Мариуса, закрывая его собой от хитиновых жвал. И зажмурилась, чтобы не видеть, как будут разрывать ее тело.
Сердце замерло в груди. Откуда-то издалека доносились крики, слышалось шипение и рычание. Алька открыла глаза, увидела, как воины шестами отгоняют тварей, заставляя их возвращаться в ворота. Она все еще лежала на горячем теле Эльдора, прижимаясь к нему всем телом, раскрыв крылья, – а сверху величественно планировал огромный иссиня-черный крагх.
Когда его ноги коснулись песка, Алька увидела, что Сантор в ярости.
Он широким шагом подошел, остановился, сложив руки на груди и глядя сверху вниз.
– Ты что творишь?
– Отец, – прохрипела она, уже зная, что именно скажет, – ты, кажется, внуков хотел. Так вот, я обещаю, что подарю тебе внуков, но только от этого человека. И ни от кого больше. Я руки на себя наложу, если ты его у меня отнимешь, и ты останешься ни с чем.
Лицо Сантора сделалось белым как мел. Он несколько мгновений просто сверлил ее бешеным взглядом, а потом вдруг усмехнулся, качнул головой:
– Моя кровь, моя девочка… Ну что ж, забирай. И помни, что обещала.
Развернулся и медленно пошел прочь, загребая когтями песок, перемешанный с останками убитых тварей. В воцарившейся тишине Алька повернулась, чтобы взглянуть в лицо Эльдору, увидеть
