— Это было вкусное жаркое, — согласилась Корин, странно уставившись на меня.
— Ну, здорово.
«Да, это определенно лучший способ выпытать информацию, Бекетт», — мысленно побранил я себя.
Мы ехали к моей квартире, и я не мог подобрать слов для разговора. У меня скопилось много вопросов, но не было уверенности, что Корин ответит на них. Она была такой скрытной и избегала определенных тем, как чумы.
Я припарковал машину на привычном месте и заглушил двигатель.
— Хочешь зайти ненадолго? — спросил я.
Корин приехала сюда после работы, и я видел ее припаркованную машину под деревом.
— Только если ты этого хочешь.
— Конечно, — ответил я и, наконец, был вознагражден искренней улыбкой.
Медленно мы зашли в здание и подождали лифт, стоя друг возле друга. Не разговаривая.
Оказавшись в квартире, я включил свет.
— Мне нужно убрать это в холодильник. Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил я, тряхнув пакет, который дала мама.
Вдруг я ощутил неловкость. Возбуждение. Нетерпение.
— Не отказалась бы от чашечки чая.
— Ладно, тогда чувствуй себя как дома. Я вернусь через минуту.
Я поспешил заварить чай, а когда вернулся в гостиную, обнаружил, что Корин рассматривает мои фотографии, расставленные на каминной полке.
— На некоторых фото ты выглядишь таким молодым, — заметила она, указывая на фотографии, на которых я играл в футбол и участвовал в забеге в старшей школе.
Она взяла чашку чая, которую я протянул ей.
— Логично. Это было десять лет назад.
Корин двинулась дальше, рассматривая мои работы.
— Мне очень нравится эта, — пробормотала она, указывая на черно-белую фотографию моста на Эш-стрит в лунном свете. — Очень красиво.
Я взял фотографию и протянул ей.
— Тогда она должна быть у тебя.
— Я не могу ее взять, Бек. Она твоя.
— И я могу сделать еще одну. Если она так тебе нравится, я бы хотел, чтобы ты взяла ее.
Корин прижала фотографию к себе.
— Спасибо. Это много для меня значит.
Она снова бросила взгляд на фотографии.
— Почему ты не рассказала мне про визит к врачу? Насчет сердца? — спросил я.
— Что ты почувствовал во время сердечного приступа? — спросила она, не отвечая мне.
Я нахмурился.
— Не понимаю, как это связано с...
Корин посмотрела на меня, и я удивился, увидев в ее глазах слезы. Они свисали на кончиках ресниц, но не текли. Корин редко плакала. Я знал, ей не хотелось показывать свои слезы. Никогда.
— Можешь рассказать мне? Пожалуйста, — попросила она.
Я понял, это было важно для нее. Просто не знал почему. Я взял ее за руку и потянул к дивану. Мы сели рядом друг с другом, но не соприкасаясь. Мне хотелось обнять Корин, и держа в своих объятиях узнать, почему она плачет. Мне были ненавистны эти слезы и боль, которая их вызвала.
— Как-то утром я вышел на пробежку. Я бежал без особых усилий, не ощущая никакой нагрузки. Просто делал то, что и каждый день. — Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Я бежал вдоль реки, слушал музыку, ни о чем не думал, когда ощутил резкую боль с правой стороны. Сначала пытался ее игнорировать, подумал, просто судорога.
Я помнил тот день. Помнил, как пытался игнорировать сигналы, которые посылало мне мое тело. Игнорировал их все, пока не стало слишком поздно.
— А потом ощутил давление в груди, будто там засел гигантский камень. — Я потер центр груди. — Я прекратил бежать и наклонился, пытаясь отдышаться.
Я провел рукой по волосам, сильно ненавидя эти воспоминания.
— Я не мог дышать, а давление было слишком сильным. Мне стало плохо, будто подступала тошнота. А затем я упал.
Корин напряженно смотрела, выбивая этим меня из колеи.
— Мне сказали, что мое сердце остановилось почти на две минуты. Если бы не женщины, выгуливающие в это время собак, меня бы сейчас здесь не было.
— Ты умер, — прошептала Корин.
Я кивнул.
— Умер.
— Ты боялся?
— Умирать? — спросил я, и она кивнула.
— Нет, не боялся.
И это была правда. Мне не было страшно умирать. Мне было страшно не жить.
Корин отвернулась, и волосы упали ей на плечо. Мне захотелось прикоснуться к ним. Прикоснуться к ней.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Потому что я боюсь умереть.
— Но с тобой все в порядке, Корин. Ты говорила, что врач не нашел никаких проблем с твоим сердцем...
— Если дело не в сердце, значит, проблема в чем-то другом. Я знаю.
Я не понимал, о чем говорит Корин. Откуда она может знать, что с ней что-то не так, если врач заверил, что она здорова?
— Не думаю, что понимаю, о чем ты говоришь. С тобой что-то еще происходит? Ты больна?
— Когда мне было четырнадцать, маме поставили диагноз — меланома. (Примеч.: Меланома — злокачественная опухоль, развивающаяся из пигментообразующих клеток). Она умерла через год.
Корин заплакала, и я понял, что больше не могу оставаться в стороне. Я притянул ее к себе, прижимая к груди, и зарылся носом в волосы, вдыхая аромат, который принадлежал лишь Корин.
— Я не знал. Мне так жаль, Корин. — Я не мог даже представить ту боль, через которую она прошла.
— А через год у отца диагностировали болезнь Ходжкина. (Примеч.: Болезнь Ходжкина — злокачественное заболевание лимфоидной ткани, характерным признаком которого является наличие гигантских клеток Рид). Он умер не сразу. Долгое время боролся. Мне исполнилось восемнадцать, когда он умер. Последний год я заботилась о нем, и, когда это произошло, не знала, что мне с собой делать. Я запуталась.
Боже, она потеряла обоих родителей за такой короткий период. Как она это пережила?
— Моей сестры, Тамсин, никогда не было рядом. Она училась в колледже, пока я наблюдала за тем, как родители умирают один за другим.
Ее голос звучал монотонно, будто она отключила эмоции. Или запечатала их глубоко-глубоко. Я не
