Легкий кашель показался почти нереальным, как во сне. Она мгновенно пришла в себя и взглянула на Эвиса в свете луны.
— Лира? Лира, это ты? — прохрипел он.
— Я. Это я, Эвис, — на сердце потеплело. По щекам потекли непрошеные слезы, которых, она надеялась, Эвис не увидит. — Как ты себя чувствуешь?
В углу послышалось шевеление — проснулась овца.
— Не знаю, — удивленно ответил Эвис, словно сам не понимал, что именно ощущает. — Странно как-то. Но лучше… намного лучше. Кстати, где мы?
— Мы доехали до Святска. Сейчас в гостинице.
— Аа, — промычал Эвис и, подумав, спросил. — Но у нас же почти не осталось денег.
— Это долгая история, — Лира усмехнулась и вытерла слезы. Она вдруг поняла, сколько всего произошло, пока Эвис был без сознания. Словно пролетела одна маленькая жизнь.
— Тогда потом расскажешь, — вздохнул он. — По дороге в Прим… — Последнее слово заглушил кашель и Лира испугалась, что лекарство выйдет наружу.
— Эвис, ты лучше не говори, ладно? Поспи, — прошептала она, сжав его влажную руку в ладонях. — Ты голоден?
Он неопределенно махнул головой. Приподнявшись, сплюнул в окно и тут же рухнул обратно. На какое-то время воцарилась тишина, прерываемая лишь шепотом ветра и пьяными голосами в таверне. Наконец, Эвис сказал:
— Прости меня, — голос оставался ровным, без намека на слезы. Лиру это успокаивало. — Я… это все… из-за меня…
Он взглянул на Лиру и сжал ее руку в ответ.
— Если я умру… — продолжил он в темноте. — Отомсти за меня, Лира!
Она некоторое время обдумывала эти странные слова. А после взглянула непонимающе.
— Эвис, кому мстить-то?
Он думал еще дольше. Попытавшись снова сплюнуть в окно, угодил в подоконник.
— А, чернь! И правда.
Больше он ничего не сказал. Овечка тоже не шевелилась, даже если и слышала их разговор, не выдавала себя. Лира молчала под завывания пьяниц. Потом молчала под умиротворенное сопение Эвиса. Молчала и думала, что ни за что не позволит ему умереть.
***
В новом сне сразу несколько эпизодов из прошлого.
Сначала она просыпается в теплом чуме, под одеялом. Еще не открыв глаза, улавливает два голоса — парня и девушки. Парень говорит непонятно, на чужом языке, но девушка отвечает на общем:
— Разве так в Ойоса поступают с теми, кому пообещали защиту?
— За ней идет смерть, Неяши! — переходит он на понятный язык, но из-за того, что плохо его знает, получается медленно, словно раздумывает над каждым словом. — Южанам нельзя доверять! Но может, ты и сама южанка, раз защищаешь ее? Еще и постоянно говоришь на этом…
— Это язык Кампаса, Кай, а Снега тоже его часть, — отвечает Неяши спокойно. Ей не положено повышать голос. — Лира останется, — после паузы продолжает она, на что получает короткий ответ на языке севера, такой горький и едкий, что Лира морщится, даже не понимая смысла.
Кай покидает чум, и Неяши ласково произносит:
— Ты же не спишь, верно?
Лира смутилась. Притворяться бесполезно, Неяши всегда чувствует обман.
— Не воспринимай его слова серьезно, ладно? Кайлун слишком верит в силу проклятий. Иногда мне кажется, что он младше меня, а не наоборот.
— А что, если это правда, — говорит Лира приглушенно, в одеяло, боясь смысла своих же слов. — Если мое проклятие касается всех, кто мне дорог, или кому дорога я?
Неяши молчит долго и напряженно.
— Ты не можешь знать точно, Лира. Никто не может, — шелест страниц, она снова читает Лирину книгу. Ей по нраву неизвестная «южная» магия. — Твоя мать ушла много лет назад, ты ее даже не помнишь.
— Нет, все сходится, — Лира подскакивает на постели и видит подругу в свете пламени. — Сначала Тиан, потом Ирлианд…
— Но кот…
— Значит, кот не дорожит мной, или проклятье на животных не действует!
Неяши закрывает книгу и тяжело вздыхает. Ведь она сама не верит в свои слова, Лира чувствует, что не верит, зачем же тогда дает надежду?
— Лира, не нужно так…
Но сон обрывается, а жаль, так хотелось еще немного побыть с ней. Воспоминания проносят ее над священным логовом, где эхом звучат слова главной старухи племени: «молодая девушка умрет от огня… по вине рыжеволосой колдуньи».
Она скользит сквозь время, как снежинка по ветру. Сновидение возвращает ее в следующий после несостоявшийся церемонии день. Она стоит на холме среди небольших кучек подтаявшего снега. Светит солнце, но оно не способно согреть. Слова старухи все еще звучат в голове. И почему духи решили не делать Неяши шаманом? Неужели из-за участи, которую готовит ей Лира? Глупые… глупые духи. Лучше бы ответили, где найти средство от проклятья и тем самым спасти будущего шамана!
— Эй, южанка, — Лира вздрагивает от голоса за спиной. Он принадлежит брату Неяши, и от тона становится еще холоднее. Кайлун ни разу не назвал ее по имени с тех пор, как Лира появилась в Снегах.
— Ты все слышала, — голос приближается. Северяне славятся способностью передвигаться почти бесшумно, даже по снегу. — Если хочешь, чтобы жила Неяши, ты уйдешь, — протягивает простенькую сумку, с какими северяне ходят от места к месту. — Я собрал еды в дорогу. И книга твоя там. Забирай кота и уходи.
Лира принимает дар, не глядя ему в глаза. Ей стыдно. И ужасно неловко. Но ведь она не виновата. Все, что происходит с ней — это не ее вина, это ее проклятие.
— Я никому из вас не хотела зла, — голос Лиры дрогнул. — Просто, чтоб ты знал. Никому. И никогда.
Он молчит какое-то время. Молчит и смотрит на горизонт.
— У нас поговорка есть «Вой искоте шокузь, ас иввод звоас», — произносит он без злобы. — Что значит «Как ни длинна ночь, а утро настанет». Не унывай и ты.
***
И он снова оказался прав. Утро настало точно в срок, и Лира проснулась, по-прежнему ощущая холод. Тело онемело от неудобной позы. Она потерла глаза и взглянула на Эвиса. Он был бледен, но уже не ворочался и дышал ровно. Лира приложила ладонь к его лбу — прохладный и влажный.
Тиш еще не вернулась. Как бы совсем не измотала себя на кухне. Лира поднялась и осмотрелась: полупустое ведро стояло в углу, там же валялся мешочек. Овечка лежала в углу, подогнув ноги и мерно посапывая. Интересно, а что снится ей? Теплый хлев, молоко матери или что-то более человеческое? Зачем она понадобилась жрецу? В деньгах у того явно нет недостатка. Лира сглотнула, ощущая ком в горле. Кровь! Джосс из Арены говорил, что дело в ее крови. И не врал. Точно не врал, потому что и Вольтер