Женщина, чуть склонив голову набок, взглянула на него; несколько мучительно долгих, неловких секунд она просто стояла и смотрела, а затем вновь сосредоточилась на поливке. Лепестки роз казались бархатными, а лежащие на них капли – гранёными бриллиантами.
– Ось, сам видишь…
Его речь прервал отдалённый грохот – грохот, который ни с чем иным не спутаешь. Оба мужчины на мгновение застыли на месте, точно застигнутые охотником олени. Звук прокатился по всему их телу, от макушки до кончиков пальцев, и ушёл вибрацией в землю. Парень ощутил, как сердце рванулось из грудной клетки, дёрнулось и словно оторвалось.
И на всё это ушла ровно секунда – такая длинная и такая томительная. Оба почти с алчностью ожидали следующего звука – и дождались. Следующий взрыв раздался куда ближе.
– «Град»! – засуетился солдатик, но дед схватил его за плечо и толкнул внутрь калитки.
– В подвал! – скомандовал он зычным голосом и привычно рявкнул. – Бабка, стреляют!
Это были самые страшные мгновения – череда взрывов приближалась, ровно один в секунду, и каждый следующий был всё ближе и ближе… и вот ты понимал, чувствовал всем своим телом, что следующий снаряд – он упадёт прямо на тебя, и прятаться некуда. И тогда наступал момент парализующей паники – чувство, которое невозможно описать тому, кто его никогда не ощущал.
Старик и юноша рванули во двор и понеслись к погребу. В спину им грохотали приближающиеся «градины»: взрыв – один шаг, взрыв – ещё один, взрыв – а до погреба оставалось ещё несколько метров…
Старик пропихнул солдатика внутрь, где уже сидела, причитая и давя стоны, его бабка, и замер в проходе. Выматерился и, прежде чем нырнуть за ними следом, закричал:
– Ирка, дура! В подвал беги, «грады»!
Ира глупо улыбнулась. Что-то этот дед в последнее время раскричался – совсем беспокойный стал! Она только головой покачала.
Где-то снаружи взревел дракон, и рокот от огненной волны прокатился по саду, качнув хорошенькие головки георгин. Сад взволнованно зашептался, и Ира успокаивающе погладила бархатистые листики.
– Тише-тише, – прошептала она им нежно, почти касаясь губами цветов, – сюда драконы не смогут пробраться.
Она совершенно не боялась. На плечо женщины села фея и что-то возбуждённо запищала прямо в ухо. Трепетная, почти прозрачная, похожая на сгусток голубоватого дыма с красивыми, ажурными крылышками. Ира только вздохнула и вновь улыбнулась. Рёв драконов как-то незаметно отошёл на второй план, смазался. Перестал существовать.
И беспокойный старик тоже куда-то делся. Вот же странные люди жили снаружи… не в ладу с собой жили! Они смотрели на неё как на дурочку, а она что? Она всё замечала, а ещё понимала, что это именно они – глупенькие. Увязли в своих надуманных сложностях, поэтому и не могут увидеть то, что их окружает. Увидеть настоящее.
Вот поэтому феи и слетались только к ней. Остальные их даже не видели. У них, людей снаружи, рычали драконы и клубилась тьма, у них всё было плохо, а у неё – у неё был её прекрасный сад и волшебные маленькие друзья.
Снаружи грохотали падающие снаряды, оставляющие в земле незаживающие раны, гнойные снегом и грязью, а Ира, напевая под нос, всё поливала свой сад, в котором летали феи…
Сергей Лукьяненко, Дмитрий Байкалов
Времён двух между
БорисВодитель трамвая был недоволен – боялся, что колесами гироскутера я перепачкаю пассажиров. Вчера и правда был дождь, но до остановки я доехал, лихо лавируя и ни разу не влетев в лужу. Да и колеса скутера, как влез в автобус, так сразу обернул целлофановыми пакетами. Но водитель всё равно злился, грозился высадить. Только когда я объяснил, что скутер мой работает на электричестве, и я тоже в некотором смысле водитель трамвая, вредный дядька смягчился. Но поправил – не водитель он, а вагоновожатый. Тогда я зашёл с козыря, расстегнул ветровку и предъявил взору вагоновожатого форменную рубашку проводника Детской железной дороги. Дядька заулыбался и признал, что мы действительно коллеги. И надо бы внуков у нас покатать. Но всё равно мне дядька этот не понравился. Я даже не стал ему сообщать, что через три дня у нас последний рейс, а потом закрываемся до весны. И сошёл раньше – не у гостиницы «Шахтёр», а на остановке «Донбасс Арена». Объеду стадион с юга, там асфальт лучше, и на плитке потрястись прикольно. Вокруг бронзового мяча три круга сделаю: Валька говорил, что примета есть – три раза крутанул, значит, завтра к доске не вызовут. Врёт, наверное, вот и проверю. С уроками сегодня всё равно не успеваю, смена же. Ну и мимо Колокола памяти проехать надо, батю помянуть…
Зря я это затеял, в общем. Накатался вволю, но возле музея Войны у скутера сдох аккумулятор. Время до смены поджимало, пришлось тащить средство передвижения на себе, а оно как-никак двенадцать кило весит. На станцию «Пионерская» я прибежал весь в мыле, несколько раз по дороге чуть не загремев со ступенек. Облегчённо вздохнул: у входа в зал размахивал руками Валька, давай быстрее, мол. Локомотив ещё только на запасном пути, перецепляется в голову состава. Отлично, успел. Есть ещё даже время забежать в кафе «Светофорчик», воткнуть скутер в зарядку, попросить тётю Машу присмотреть, отметиться у дежурного – и вот мы с Валькой уже стоим у любимого третьего вагона – оранжевого! – и проверяем билеты у входящих пассажиров. Состав трогается, Валька привычно, без бумажки, тарабанит для пассажиров про историю ДЖД, про то, что мы видим из окна, и всё такое. Я иду по вагону и ещё раз проверяю билеты. Народу много, несколько семей с малышами, трое дядек – еле умещаются на разноцветных креслицах. Явно сели прокатиться «по приколу», детство вспомнить. Укоризненно смотрю на фляжку в руках одного из них, тот смущается, прячет в карман. За окнами проносятся ветки с уже начинающей желтеть сентябрьской листвой. Немного любуюсь на листья, иду дальше… И вижу его… Того, который в вагон не входил, но в нём едет… Безбилетника! Не врал, значит, Валька, он на самом деле существует!
Глеб«Убил бы его, классика этого, что грозу в начале мая любит, блин!» – Глеб нёсся к школе перебежками, от
