Но что-то происходит, как только мы с Уэсом соединяемся. Все то время, которое, казалось, ускользает… оно не просто замедляется, оно – останавливается? Мы вдыхаем. Мы выдыхаем. Мы целуемся. Мы сливаемся воедино. И когда мы наконец начинаем двигаться снова, это происходит со скоростью тающего мороженого.
Потому что это все, что мы есть. И этим нужно наслаждаться, пока оно не исчезло.
ГЛАВА XXVI
Уэс
– Это так мило, – Рейн вздыхает и кладет голову мне на плечо.
В кинотеатр «Франклин-Спрингс» было не так уж трудно проникнуть. А выяснение того, как работает проектор заняло минуту.
– Я бы уже сводил тебя на ужин, но сейчас не могу себе позволить заплатить шестьдесят восемь баксов за апокалиптический Кинг Мил.
Рейн хихикает и похлопывает по картонному ведру, стоящему у нее на коленях:
– Я лучше буду есть засохший попкорн всю оставшуюся жизнь, чем ступлю туда ногой снова.
– Это хорошо, потому что до этого может дойти, – улыбаюсь и целую ее волосы.
Это чертовски странно – быть на свидании с этой девушкой. Я имею в виду, что встречался со многими девушками, но это всегда был обмен. Понятная сделка. С Рейн я просто... хочу сделать ее счастливой.
– «Аквамен»? – спрашивает она, когда начинается опенинг (вступительные титры; заставка).
– А что? Было либо это, либо «Дамбо».
Уголки ее губ приподнимаются в игривой улыбке.
– Я не жалуюсь.
– Да, неужели? Ты что запала на Джейсона Момоа, да?
– Нет, – она опускает глаза, и я вижу даже в темном зале, как румянец расцветает на ее щеках. – Но, возможно, у меня страсть к другому парню с татуировками.
– Я чертовски на это надеюсь, – говорю я, притягивая ее к себе на колени, пока ее визги соперничают с грохотом динамиков.
Когда я снова смотрю на экран, Джейсон Момоа несет спасенного рыбака в бар. Камера перемещается от стола, полного рыбаков, к стойке, где он заказывает порцию виски. Ее движение такое быстрое, что я почти не замечаю его, но, клянусь, на стене бара я увидел красное знамя с черным всадником.
– Ты это видела? –спрашиваю я, не отрывая глаз от экрана.
– Видела что?
– То знамя.
Рейн оглядывает помещение.
– Где?
– Не здесь, – я указываю на экран. – В фильме.
– Правда?
Я ставлю ее на ноги и встаю.
– Нам нужно идти.
– Почему? Мы только пришли.
– Потому что... – Я указываю на экран, когда Джейсон Момоа выхватывает бутылку из рук бармена и начинает жадно пить.
Внимательнее всматриваюсь в экран. На бутылке написано: «23 апреля».
– Рейн! Смотри!
Но к тому времени, как она поворачивает голову к экрану, Джейсон уже бросил бутылку на землю.
– Уэс, я ничего не вижу.
– Я думаю, в том-то все и дело.
Хватаю ее за руку, и мы бежим по направлению к центральному выходу из зала. В ту же секунду, как влетаем в вестибюль, с потолка спускаются, разворачиваясь четыре черно-красных знамени, отделяя нас от нашего спасения. Мы бежим слишком быстро, чтобы остановиться, поэтому я вытягиваю руку, чтобы оттолкнуть одно из них... и наблюдаю, как изображение всадника распадается на крошечные пиксели света вокруг моей руки. Я оборачиваюсь, но сзади это знамя выглядит таким же реальным, как и остальные.
– Уэс, ну же!
Рейн тянет меня за руку, но я едва чувствую это, когда смотрю на заднюю сторону полосы ткани, тянущейся от пола до потолка. Протянув руку, снова провожу пальцами по поверхности. Я абсолютно ничего не чувствую, когда они проходят сквозь, оставляя за собой пальцеобразный след из разноцветных пикселей.
– Смотри. – Я делаю это снова, на этот раз задержав всю руку внутри полотна. – Это нереально.
– А это реально? – ужас в ее голосе привлекает мое внимание.
Я поворачиваю голову, когда двойные двери распахиваются, и извергающая дым лошадь из ада врывается внутрь. Безликий ублюдок в капюшоне восседает на ней, вращая своим стальным мечом над головой. Я успеваю оттолкнуть Рейн прежде, чем всадник ударит, закрываю глаза и ожидаю, что он поразит меня, но когда оружие протыкает меня, кажется, что это всего лишь свист воздуха.
Открываю глаза – всадник, знамена – все исчезло.
Только: я, Рейн и полнейшее откровение.
Все это нереально.
Очнувшись ото сна, я нуждаюсь в минуте, чтобы вспомнить, где я нахожусь. На улице темно, и мне чертовски плохо: и оттого, что целый день копал могилы, и оттого, что спал на фанерном полу, а еще, вероятно, из-за нескольких позиций, в которые я вчера поставил Рейн, прежде чем вырубиться.
Я привстаю и вижу, что Рейн сидит, прислонившись спиной к фанерной стенке и вытянув перед собой ноги. Она смотрит на улицу, погруженная в свои мысли… до тех пор, пока я не потягиваюсь, и пять разных суставов не начинают хрустеть в унисон.
Она вздрагивает и поворачивается ко мне. Через мгновение ее плечи расслабляются от облегчения.
– Я все думала, когда же ты проснешься.
– Я даже не заметил, что заснул, – бормочу я, потирая заднюю часть шеи. – Надолго я отрубился?
– Даже не знаю… Час, может, два?
– А всадников все нет, да?
Рейн качает головой.
– Я слышала выстрелы вдалеке, но копыт не было слышно. Это дерьмо убивает меня, Уэс. Было не так плохо, когда ты бодрствовал и... – Она опускает глаза, и я почти вижу, как она краснеет в темноте. – Но все это время, пока ты спал, я просто сидела здесь и ждала конца света. Почему этого до сих пор не произошло? Какого хрена они ждут? – в конце ее голос срывается, и я знаю, что скоро она тоже сорвется.
Я подползаю к ней и целую ее обеспокоенный лоб.
– Мне только что приснился сон, похожий на кошмар, но... я думаю, он прояснил мне кое-что. Вставай, пойдем. – Снова целую ее, прежде чем спуститься по лестнице.
– Нет, Уэс! Куда ты идешь? – кричит она, глядя на меня сверху вниз. Белки ее широко раскрытых глаз почти светятся в темноте, двигаясь влево и вправо в поисках любого признака опасности.
– Я докажу тебе, что бояться нечего. Ну давай.
Рейн спускается по лестнице доверчиво ступая на своих дрожащих ногах и держит меня за руку, как тисками, пока мы идем через двор. Звуки далеких выстрелов, вой собак и звук разбитого стекла говорят мне, что я, возможно, поторопился с выводами. То, что всадники не настоящие, не меняет того факта, что весь мир сошел с ума.
Нам все еще есть чего бояться.
Я достаю из кармана фонарик и освещаю нам путь, когда мы входим через заднюю дверь,
