Боже, надеюсь я прав.
Мы направляемся в ее комнату, где она немедленно затворяет и запирает за нами дверь. Рейн прикрывает руками нижнюю часть лица, и кажется, что она на грани истерики.
– Уэс, просто скажи мне, что, черт возьми, происходит! Пожалуйста!
Я хватаю ее телефон с тумбочки и открываю его как можно быстрее.
– Я должен тебе показать.
– Вышки сотовой связи не работают, помнишь? Связи нет.
– Ты до этого слушала музыку, – говорю я, ища приложение.
– Только то, что я сохранила на своем телефоне.
Вот. Я нажимаю на синий значок музыкальной ноты и нахожу то, что ищу. Повернув экран к Рейн, указываю на маленькую черную точку, которую заметил вчера вечером, когда остановил эту бесконечную гребаную песню.
Она подходит и смотрит на нее в замешательстве.
– Это всего лишь битый пиксель. – Экран высвечивает разочарование на ее лице.
– Возможно.
Я возвращаю телефон и делаю скриншот музыкального приложения. Используя инструмент камеры, увеличиваю изображение настолько, насколько могу. Затем я сохраняю его и увеличиваю снова. И действительно, как только оно становится достаточно большим, точка приобретает легко узнаваемый силуэт, который преследует наши сны уже почти год.
У Рейн отвисает челюсть, когда она видит знакомые очертания.
– Что это значит?
– Это значит, что кто-то издевается над нами. – Я начинаю открывать и закрывать каждое приложение на ее телефоне, ища новые аномалии. Чтобы найти еще одну, не требуется много времени. – Дерьмо.
– Что?
Я поворачиваю телефон к ней.
– Открой Инстаграмм и обрати внимание на то, что ты видишь, прежде чем появляется лента. – Я смотрю на ее лицо, когда красный свет мельком отражается на нем. – Ты это видела?
Она переводит взгляд обратно на меня и ее глаза – два идеальных круга.
– Это было знамя?
– Оно вспыхнуло слишком быстро, чтобы быть уверенным, но я знаю, что оно было черно-красным.
Рейн сидит на кровати рядом со мной и смотрит в пол, осмысливая все это.
– Так ты хочешь сказать, что кто-то насаждал эти образы в наши головы?
Я киваю, чувствуя тошноту.
– Сообщения, действующие на подсознание. И это только то, что мы можем найти на твоем телефоне. Я уверен, что гораздо большее воздействие было через телевизоры, планшеты и…
– Рекламные щиты.
Мы с Рейн смотрим друг другу в глаза, пытаясь осмыслить нашу новую реальность.
– Кто мог сделать такое? – спрашивает она.
– Даже не знаю. Это может быть кто угодно – от парочки хакеров, упивающихся властью, до какого-нибудь диктатора из третьего мира, пытающегося разрушить модернизированное общество.
– Значит ли это, что апокалипсис не наступит? Это была просто жестокая шутка, чтобы свести нас с ума?
Я снова подсвечиваю экран ее телефона, поворачивая его к ней так, чтобы она могла видеть часы сама.
– Учитывая, что уже за полночь, я думаю, можно с уверенностью сказать, что апокалипсис не наступит.
– Двадцать четвертое апреля, – ее голос едва слышен.
Я смотрю и вижу, как свет от цифрового свечения падает на ее лицо, на котором отражается друг за другом весь спектр человеческих эмоций: облегчение, эйфория, горе, сожаление. А затем, при приближении нарастающего звука разрушения, начинает подниматься чистый ужас.
Шум напоминает звук бесконечной автомобильной аварии – скрежет металла по металлу, хруст перемалывающегося стекла и скрип стали.
И это приближается.
– Пакуй свое барахло и будь готова бежать, – рявкаю я, сунув телефон ей в руку. – У твоего отца есть еще оружие?
Она ошеломленно кивает.
– В гардеробной.
Я бегу по коридору с фонариком, задерживая дыхание, чтобы справиться с застарелым запахом смерти в комнате. Распахнув дверцу шкафа, я свечу фонариком во все стороны, не зная, куда смотреть. Скрабы и туфли, и костюмы, и платья, и…
Бинго.
Свет падает на черный чемоданчик, стоящий на полу рядом с дверью, – такие нужно открывать с помощью кода. К счастью, у меня есть код – в виде карманного ножа. Засунув лезвие под металлическую пластину, я открываю кейс ровно через три секунды, и от вида внутри у меня перехватывает дыхание.
Смит энд Вессон .44 Магнум. Шестидюймовый ствол. Черный с деревянной рукояткой.
Отец Рейн, должно быть, был поклонником Грязного Гарри.
Я вытаскиваю зверя из углубления пенопластовой формы, в котором он устроился, и проверяю барабан. И он, блядь, полный.
Я в неверии качаю головой и целую ствол, прежде чем засунуть его в кобуру.
По какой-то причине бог милостив ко мне сегодня. Надеюсь, я не облажаюсь.
Когда я возвращаюсь в комнату Рейн, она стоит на коленях перед открытым окном, вцепившись за край рамы, ожидая, что же, черт возьми, произойдет. Рюкзак у нее на плечах почти лопается, и я вижу, что под ним на ней толстовка с капюшоном.
Я пересекаю комнату и прислоняюсь к стене рядом с окном.
– Лучше бы этой толстовке не иметь логотипа «Двадцать один пилот», – усмехаюсь я.
Рейн смотрит на меня со страхом, застывшим на ее прекрасном лице.
– Это то, о чем ты сейчас думаешь?
Отсюда я вижу, что на худи написано: «Франклин-Спрингс Хай13».
Спасибо, бля.
Я наклоняюсь и целую ее встревоженный, сморщенный лобик.
– Постарайся расслабиться, ладно? Всадники не настоящие. Что бы ни приближалось, – это от человек. И если это что-то человеческое, – я открываю левую часть своей гавайской рубашки, чтобы показать ей свой новый аксессуар, – мы можем это убить.
Плечи Рейн расслабляются, когда она мужественно кивает мне.
– Сядь.
Она похлопывает по ковру, и я замечаю чистую повязку, мазь с антибиотиком, таблетку и стакан воды, разложенные на бумажном полотенце рядом с ней.
Эта картина заставляет меня чувствовать себя так, словно меня ударили в самое сердце.
– Уэс?
Я прикусываю губу и пытаюсь сосредоточиться на приближающихся снаружи звуках: размалывания, грохота, скрежета, а не на ощущении жжения в глазах.
– Малыш, ты в порядке?
Малыш.
Я никогда ни для кого не был гребаным малышом, даже когда был ребенком. Но по какой-то долбаной причине, которую не понимаю, я стал ее малышом. Может быть, однажды, когда со мной будут обращаться так, как будто я что-то значу, это не будет так чертовски ранить, но надеюсь, что нет. Надеюсь, что это будет потрошить меня каждый раз, всегда, как напоминание о том, что эта девушка – гребаное чудо.
– Да, - шепчу я, прочищая горло и опускаясь на колени рядом с ней.
Рейн застенчиво улыбается мне, работая над моей рукой, слегка подскакивая от мелящих, скрежещущих, грохочущих звуков, приближающихся снаружи. Я засовываю кефлекс в рот и глотаю, не сводя с нее глаз.
– Почему ты так на меня смотришь? – спрашивает она, глядя на меня из-под длинных
