Билл кивнул, невесело улыбнувшись.
– Ну, а пока рассказывайте – как у вас дела? Как аппетит, гуляешь – не гуляешь, как спишь, как вообще состояние общее? Настроение?
Билл прикрыл вызывающие ссадины на руке.
– Нормально, ем. Гуляю, сплю, все хорошо, – и все это, глядя куда-то вниз и, пытаясь улыбаться при этом.
Хельга посмотрела на Симону, и та покачала головой, прикрыв глаза. И Хельга поняла, что есть проблемы и, судя по всему, очень большие. Эти костяшки, так характерно сбитые, вообще стали для Хельги сигналом к пониманию, что спокойствием и не пахнет в жизни Билла. А это было опасно в его состоянии.
Понятное дело, что с Биллом на эту тему она говорить не будет, сейчас, по крайней мере. И нужно дождаться результатов, отправить его на переливание, а уже потом поговорить с Симоной.
– Аккуратно с прогулками, Билл. Лучше понемногу и по хорошей погоде, по возможности. Тебе нельзя даже банально простудиться.
– Я помню, все нормально, я осторожен.
Потом Хельга обсуждала с Симоной какие-то практические темы: таблетки, уколы, витамины.
Минут двадцать, пока не зазвонил телефон, вот тут и Симона, и Билл напряглись не на шутку, глядя, как Хельга снимает трубку, как слушает некоторое время с непроницаемым лицом, отвечает: «Спасибо». Кладет трубку и только потом смотрит в беспокойные глаза Билла.
– Все хорошо, Билл. Как и ожидалось, – все облегченно выдохнули.
– Все, милый, тебя ждут на гемодиализ, там же где и всегда. Так что, можешь идти. Все будет хорошо, не волнуйся.
Билл поднялся.
– Да, хорошо, спасибо, фрау Хольд.
– Не забудь отключить телефон, ты помнишь, там нельзя…
– Я без мобильного, специально в машине оставил.
– Я буду тебя на стоянке ждать, родной, – Симона сжала запястье племянника, и тот кивнул и вышел, попрощавшись с Хельгой.
Симона поднялась и пересела к столу, где стояла пепельница.
– Я закурю, – тихо сказала она.
– Проблемы?
– Да, – вытащив сигарету, прикурила и затянулась.
– Рассказывай! – Хельга, нахмурившись, смотрела на свою давнюю подругу.
Симона выдохнула дым в сторону, закусила губу, нервно поигрывая зажигалкой.
– Помнишь, что произошло тогда в операционной? Это обещание Тома?
– Да, конечно.
– Ну, так вот, Том его держит, судя по всему. Хотя то, что было между ними до этого, я имею в виду, то, что они любили друг друга – это не изменилось. Ни у одного, ни у другого. Только Томка пытается с этим бороться, никому ничего не объясняя при этом. Ни мне, ни брату.
– Они подрались? Я видела его руки…
Симона тяжело вздохнула.
– Да. Видела бы ты Тома, Билл его так отделал – никогда бы не поверила, что он на такое способен, хотя Том его при этом и пальцем не тронул.
– За что избил-то?
– Томас загулял в выходной, приперся домой в шесть утра. И, как я понимаю, он был не один в ту ночь. Билл как-то узнал…
– Понятно. Он пытается оттолкнуть от себя Билла, ничего не объясняя при этом.
– Да, пытается. Только проблема в том, что Билл прекрасно видит, что Томка его любит, но не понимает, почему он при этом себя так ведет. Это его убивает. Как, впрочем, и самого Тома. Я не знаю, как вывести его на разговор, как заставить рассказать все, что произошло тогда, про обещание его, про их дальнейшую жизнь.
– Билл так и не знает, что у него сердце останавливалось, и что Том там был?
– Нет, не думаю, что Том ему говорил об этом. Я не знаю, что делать, Хельга. У меня нет сил смотреть на все это и, тем более что для Билла это вообще сейчас недопустимо опасно.
– Да уж, – Хельга выдохнула, – не знаю, откуда у мальчишки столько сил, все переносить. Такие стрессы… Вообще не представляю, как он держится! Хорошо, что анализы нормальные, но это все пока – нужно что-то делать, Симона. Он так долго не выдержит, не железный.
– Понимаю я все прекрасно. Знаешь, он сказал, что ему лучше уехать, – Симона покачала головой. – Я не допущу этого. Решила, что если сегодня-завтра Том не расскажет все – я сделаю это сама! Не знаю, конечно, как Том на это отреагирует, но я не вижу другого выхода. Он угробит Билла и себя вместе с ним. Я не прощу себе этого. Господи, ну как же он не понимает, что нельзя больше молчать!
***
Том ехал из колледжа домой с таким букетом чувств и эмоций, что его трясло, как будто он готовился к очередному бою. С самим собой.
Он представлял, как сейчас придет домой, увидит Билла, сухо поздоровается, сделает морду кирпичом, словно и не было вчера ни этой драки, которую и дракой-то не назовешь – все в одни ворота, ни его прокола по мужской части, ни предшествующей этому ночи с Кулом.
Он просто будет давить в себе все чувства. Безжалостно давить. Так, чтобы, в конечном счете, осталась только братская привязанность. Тома застопорило на этой мысли, и хорошо, что в этот момент он остановился на красный на светофоре, тупо глядя на машину впереди.
«А сможет ли он? Сможет, ТАК?»
Даже дыхание затаил, глядя куда-то сквозь лобовое стекло и ничего не видя. Красный сменился давно на зеленый, двинулись машины впереди… Том пришел в себя оттого, что ему сзади отчаянно сигналит целый ряд.
– Черт, не дуди, с*ка, – и нажал на педаль газа.
«Братская привязанность»… Господи, как же это глупо звучало для Тома! И он понимал, что еще глупее это звучит для Билла.
Голова раскалывалась. Ко всему прочему в колледже теперь напряг с Куларом. Том просто начинал себя плохо чувствовать, видя, что Кул его избегает. Нет, конечно же, он даже и не мечтал вернуть то, что было, но очень хотел, чтобы они остались друзьями. Он понимал, как испоганил жизнь Кулару своими выходками, понимал, что Кул расстался со Стивом – из-за него. Но это не помешало ему вытащить Тома из полиции. Без долгих раздумий. А Том в очередной раз испортил все, что только можно было испортить. И можно ли после этого остаться друзьями, вернее, сможет ли Кул простить его, Том не знал.
Он загнал джип в подземку, заглушил мотор и, откинувшись на сидении, закурил. Пытаясь привести чувства хоть в подобие порядка, чтобы дома, перед Биллом, выглядеть спокойным. Минут через пятнадцать открыл дверь ключом, зашел, заранее напрягая все чувства, закрыл за собой дверь – и замер от тишины.
Билла не было дома. И Симоны тоже, но она в это время обычно бывала в клубе.
Осознание того, что выглядеть спокойным не перед кем, делать вид не для кого, навалилось тяжелым грузом. Сразу вспомнились вчерашние слова Билла, что ему нужно уехать от них.
Не было куртки брата, не было его обуви. Том, не помня себя, влетел на кухню, с мыслью о том, что оставлена записка… Нет. Ничего.
Даже без стука ворвался в комнату Билла, сразу немного успокоил стоящий на столе ноутбук – значит, он не ушел совсем. Но, где же он тогда? Где?
Том вернулся на кухню, закурил и, чувствуя, как дрожит все в груди, смотрел на лежащий телефон. Смотрел на него несколько минут, пока курил. Он заткнул глотку своей гордости и знал, когда докурит – позвонил Биллу.
></emphasis>
Была жизненная необходимость знать, где он, и что с ним. Знать, что все в порядке.
Что брат скоро вернется.
Без этого Тому казалось, что не сможет дышать, как в вакууме. Нет ничего хуже неизвестности.
Затушив окурок, подхватил телефон и, судорожно нажимая на кнопки, набирал номер. Вот, есть! Одно нажатие и затаенное дыхание, вслушиваясь в долгие гудки вызова.
И с каждым гудком все больше сжималось сердце.
– Возьми трубку, гад, – прошипел сквозь зубы. – Возьми!
Каждый гудок впивался в мозг раскаленной иглой. Билл не отвечал.
Гудки прекратились через минуту, и осталось только тупо смотреть на экран телефона, пытаясь понять, что происходит.
Том не знал, что Симона повезла Билла в клинику, не знал, что именно в эти минуты его любимый мальчишка лежит на кушетке, с иглами в венах на обеих руках, закусив губу от ноющей боли, которая была ему так хорошо знакома, но к которой невозможно привыкнуть.