Том отложил телефон, он был в ступоре. Хотелось забиться куда-нибудь в угол, свернуться там в клубок и лежать. Он на автомате нажал на кнопку кофе-машины, но красная кнопка не загорелась, и Том еще несколько раз нажал на включение, все было безрезультатно.
– Су*а! – он стукнул по аппарату. Все было против него, даже эта чертова машина.
«Где ты? Почему не отвечаешь?» – билась мысль в висках, вместе с ударами сердца. Нет, Том не думал, что Билл мог быть с кем-то. После вчерашнего он об этом просто не мог думать. Но было невероятно тяжело оттого, что Билл молчал. В течение следующего часа Том набирал Билла еще два раза. Хотя было желание звонить не переставая, не выпуская телефона из рук ни на секунду.
(И включаем трэк, плыззззз).
Он извелся. Он хотел знать. Он хотел кофе, а чертовая машина так и не включилась. И тогда он нашел молотый кофе, турку, налил в нее воды, поставил на плиту и гипнотизировал ее, пока вода не закипела. Потом всыпал несколько ложек кофе, и, почти сразу, услышал звук отрывающегося замка.
Сердце скакнуло так, что почти ударилось о гланды.
– Том? – услышал он мамин голос и зажмурил в бессилии глаза. Он так надеялся, что это вернулся Билл.
– Да, мам! Я на кухне. Ты не знаешь где Билл? – спросил он и, стиснув зубы, открыл глаза, глядя в турку, где еще чуть-чуть – и поднимется пена.
– Родной, мы были в клинике, – отозвалась Симона, и Том замер.
– В клинике… – прошептал он и перестал дышать, услышав слабый голос Билла.
– Я пойду, прилягу.
Том метнул взгляд в проем двери, когда в нем появился Билл, белый как стена. Брата качнуло, и ему пришлось опереться о косяк. Билл не знал, что в это мгновение у Тома сердце оборвалось и рухнуло в пропасть.
– Билл… – вырвалось.
Просто вырвалось.
А так хотелось кинуться к нему, поддержать.
И Том бы сделал это, если бы понял, что брат не удержится.
Билл поднял глаза на турку, через край которой полилась кофейная пена, но Тому было не до этого – он, не отрываясь, смотрел на родное и такое измученное лицо, на эти темные круги под глазами.
А уж потом Билл посмотрел на Тома, который тоже выглядел не супер, и устало сказал:
– Том, кофе выкипает.
И только тогда Том вышел из ступора, схватил чертову турку, кляня ее, на чем свет стоит. Отбросил в мойку. Билл невесело усмехнулся и пошел в спальню. Сил не было. Его всего ломало, а руки в локтях просто выкручивало. Он просто упал на постель, укрыться сил не было, хотя его знобило.
Том бросил свою войну с туркой и вышел к маме, которая вешала куртку Билла.
– Мам, что происходит? Почему он такой? – Том шептал, но это было больше похоже на панику.
Симона развернулась и повела Тома обратно, на кухню, мельком взглянув на устроенное Томом безобразие.
– Это после гемодиализа, дорогой. Биллу переливали кровь.
– ОПЯТЬ? – Том почти заорал, испугавшись так, что стал такой же белый как брат.
Симона видела эту панику в безумных глазах, и обняла, прижавшись щекой к его плечу.
– Тихо, тихо, родной, не ори. Ну, что ты? Все нормально. Все нормально, слышишь? Переливания ему еще будут делать какое-то время, так положено, – Симона чувствовала, как расслабляется Том в ее руках, дыша как после забега. Чувствовала, как страх, нахлынувший на сына, потихоньку уходит.
– Правда? – тихонько спросил Том, начиная приходить в себя.
– Конечно, правда, родной, – она подняла голову и встретилась с глазами, в которых еще плескались остатки смертельного ужаса.
– Я звонил ему, а он не отвечал, три раза звонил! Я так волновался!
– Билл не брал с собой телефон, Том. Его же нельзя включать в лаборатории. Он его, вообще, в машине оставлял.
– Да, я понимаю, теперь… Вообще не могу въехать, как я мог забыть, что вы собирались в больницу, – проговорил он. – Я совсем в последнее время соображать перестал…
– Том, его поберечь нужно. Мы не можем его потерять, слышишь? Не можем! – Тихо сказала Симона, и Том, обняв маму, прижался лицом к ее волосам.
Она почувствовала, как его затрясло, и не удивилась, когда он, наконец-то, всхлипнул.
Просто поняла, то, что должно было случится – случилось.
И улыбнулась, когда ее сын заплакал.
Эти слезы были нужны сейчас – и ей, и Тому.
Слезы облегчения, слезы понимания истинного положения вещей.
Том чуть отстранился, когда смог подавить в себе спазмы, сжимающие грудь и горло. Закрыв влажные глаза, опустив голову, тихо сказал:
– Все будет хорошо, мам. Я обещаю.
– Спасибо, родной, – Симона прикоснулась губами к щеке сына, он шмыгнул носом.
– Я тут бардак устроил, кофеварка чего-то не включалась.
– Все нормально, починим. Я сварю тебе кофе, если хочешь.
Том вышел из кухни, ему уже было не до кофе, остановился возле двери брата, положив на нее ладонь, чуть поглаживая пальцами, не решаясь ее открыть, постоял так и прошел дальше. К себе. Сел на кровать, сдавив виски ладонями. Душа металась, он очень хотел сейчас быть с Биллом, зная, как тому сейчас тяжело. Как его сейчас ломает. Может, он хочет пить? А, может, ему холодно? А может, ему тоже очень нужно, чтобы Том был рядом. Просто был рядом.
Он оттолкнулся от постели, встал. Выдохнул. И вышел.
Сердце рвалось сквозь ребра, когда Том толкнул дверь в спальню брата.
Пальцы Билла сжали покрывало, когда он услышал отрывающуюся дверь. Лежа на боку, спиной к Тому, подтянув к себе колени, чтобы хоть немного согреться. Как был – в джинсах и свитере.
У Тома дрогнули губы, когда он увидел его вот такого – обессиленного, замерзшего, одинокого.
Он не знал, какой реакции ждать от Билла.
Прогонит, послав подальше?
Оттолкнет, потеряв веру?
Тихонько подошел к постели, сделав несколько шагов, поняв, что нужно чем-то брата укрыть, огляделся и увидел сложенный теплый плед на кресле. Взял его, расправил и осторожно укрыл. Билл не шелохнулся. Хотя, в душе у него была буря. Стиснув зубы, Билл, прислушивался, ему казалось, что он слышал, как сильно бьется сердце Тома, но не смог бы отделить собственный пульс, от пульса брата. Как будто билось одно сердце. Одно на двоих.
«Не уходи», – молил он, – «только не уходи!».
И Том не уходил. И тоже молил. Чтобы не прогнал.
Он тихонько сел рядом, кровать немного прогнулась под его весом, и замер, как будто ожидая удара. Ничего не произошло, и Том осторожно, боясь прикоснуться к Биллу, лег за его спиной. Положил голову на подушку, глядя в затылок брату. Тяжело сглотнул. А Билл, чувствуя все это, почти не дышал. Потом Том поднял руку и положил ее поверх пледа, чуть сжал пальцы на плече брата, при этом Билл вздрогнул. Невольно. Он и сам не ожидал от себя такой реакции.
А вот на Тома эта дрожь произвела иной эффект, чем он мог себе представить. Вместо того чтобы убрать руку и подумать, нужно ли класть ее обратно, он такую волну нежности поймал, что почти в ней захлебнулся, покрывшись мурашками с ног до головы, и не выдержав, осторожно прижался грудью к спине брата.
– Тихо-тихо, малыш, все хорошо… – шептали губы. – Все хорошо.
Обнял, прижав Билла к себе, теплый лоб Тома коснулся его затылка, и Билл закусил губу. Замерев, Том вдыхал знакомый аромат волос Билла, к которому сейчас примешивался узнаваемый больничный запах антисептики.
– Ты только не говори ничего, – прошептал он. – Пожалуйста, не прогоняй, ладно? Я знаю, как тебе х*рово сейчас, родной, знаю…
Том сжал пальцами плед.
– Я хочу сказать тебе – нам есть, о чем поговорить. Есть. Но это потом, хорошо? Когда тебе станет лучше. Я обещаю все тебе объяснить, слышишь?
Билл молча кивнул, и Том улыбнулся.
– Спасибо. Ты все поймешь, я знаю. Но потом, все потом. Тебе нужно поспать. Может, ты хочешь пить? Воды, чаю, кофе? Я принесу, – Том приподнял голову, готовый сорваться с места, только по малейшему кивку.
Вместо ответа, на руку Тома легли тонкие прохладные пальцы, и он перестал дышать.
