Но теперь все по-другому. Пришельцы из будущего это не большевики. Удары их моторизованных частей стремительны и неотразимы, а потери подвергшихся этим ударам германских войск очень велики, потому что войска пришельцев оперируют просто ужасающей огневой мощью. Командующий понесшим ужасающие потери 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг докладывал, что над занятой ими территорией пришельцы создали своего рода «зону смерти» куда безнаказанно не может залететь ни один самолет. Их орудия, или что там у них еще есть, способны сбивать пролетающие на тринадцатикилометровой высоте высотные разведчики «Юнкерс-86Р». Эскадра полковника Ровеля потеряла над этим районом уже пять своих самолетов и больше не хочет рисковать опытными экипажами. Любая попытка хоть одним глазком с воздуха взглянуть на то, что творится в середине этого белого пятна, приводит только к немедленному уничтожению самолета.
Добавили задумчивости Гитлеру и специалисты функабвера (радиоразведки) которые сообщили, что не смогли перехватить ни одной радиограммы, которую можно было бы идентифицировать, как принадлежащую пришельцам. Таким образом можно было сделать выводы, что пришельцы либо не общаются с помощью радио, что невозможно, ибо это противоречит условиям современной мобильной войны, или делают это таким образом, что их передачи пока невозможно перехватить. Правда, в район занятый пришельцами под видом советских окруженцев были направлены несколько разведывательных групп из состава специального полка «Бранденбург-800». Руководством абвера перед ними была поставлена только одна задача — произвести визуальную разведку обстановке в районе Сураж-Унеча, вернуться и доложить, не ввязываясь ни в какие авантюры. Адмирал Канарис докладывал, что вернувшихся групп пока еще не было.
Для того чтобы досконально разобраться в ситуации Гитлер вызвал с фронта в свою Ставку «Вольфшанце» одного из тех генералов которым пока еще доверял. Некогда стремительный и непобедимый Гейнц Гудериан тоже потерпел от пришельцев тяжелое положение, но не сдался и не пал духом, как некоторые, которые уже советовали заключить с пришельцами мир на любых условиях. И вот поступило сообщение, что самолет генерала уже приземлился на аэродроме Виламово и с минуты на минуту он уже должен был быть здесь. Этого человека Гитлер ждал как пророка, как мессию, как того кто донесет до него истину в последней инстанции ибо его собственное чувство гениального предвидения вдруг полностью замолчало, как будто оно внезапно ушло в отпуск.
Быстроходный Гейнц ворвался в кабинет стремительно, как метеор. Загорелое на русском летнем солнце лицо, щеточка выгоревших до белизны коротких усов и зажатый под мышкой пухлый портфель. Кстати, отсутствие реакции на этот портфель со стороны эсесовцев личной охраны означало, что они его осмотрели и признали безвредным. Бедные наивные гиммлеровские дуболомы, которые даже не подозревают, что стока фотографий и несколько газет могут произвести детонацию страшнее, чем пять кило тротила или сколько еще там может влезть в это портфель. Взрыв в руках нескольких килограмм ТНТ — это, по крайней мере, не больно, потому что клиент сразу отлетает на небеса, а вот содержимое этого портфеля должно было стать для Гитлера некоторым подобием отравленных Нессовых одежд, причиняющих своему владельцу просто ужасающие мучения. Но он сам об этом пока еще не подозревал.
— О, мой добрый Гейнц, я вас так ждал! — воскликнул фюрер германской нации, только увидав вошедшего Гудериана.
— Мой фюрер, — ответил тот, — вы меня звали и я примчался на ваш зов со всей возможной скоростью.
— Мой добрый Гейнц, — сказал Гитлер, — я в затруднении. Скажите, так ли страшны вступившие в войну пришельцы и есть ли у нас какой-нибудь шанс победить их или все безнадежно?
— Шанс победить, конечно же, есть, и немаленький, — ответил Гудериан, — потому что пришельцы хоть и хорошо вооружены, но очень немногочисленны, и их вполне можно одолеть за счет подавляющего численного превосходства. Но самое страшное совсем не в них. Самое страшное в том, во что превратилась в двадцать первом веке Германия, стоит ли нам вообще сражаться при таком раскладе…
Гудериан открыл привезенный с собою портфель и начал выкладывать оттуда стопки газет, плотные пачки бумаг и фотографий, а так же несколько ярких глянцевых журналов.
— Все это, мой фюрер, — сказал он, — было подброшено к моему штабу позапрошлой ночью. Вот это будет оружие пришельцев пострашнее непробиваемых панцеров с длинноствольными двенадцатисантиметровыми пушками и самоприцеливающихся противосамолетных и антипанцерных ракет, потому-то такая информация, подброшенная опытной рукой бьет по сознанию наших старших офицеров, отнимая у них волю к победе. Гитлер, брезгливо перебиравший германскую прессу двадцать первого века, поднял на Гудериана пустые, будто стеклянные глаза.
— Мой добрый Гейнц, — сухим не выражающим эмоций голосом произнес он, — когда ты привез сюда эту дрянь, то ранил меня в самое сердце. Зачем ты это сделал?
— Затем, мой фюрер, — ответил Гудериан, — чтобы вы осознали, что никакой помощи со стороны наших потомков не будет. Именно так восприняли эту «дрянь» мои офицеры. Та Германия сама нуждается в помощи. И еще затем, чтобы вы поняли, что такого рода психологическое оружие может применяться очень широко, и что мы с этим ничего не сможем поделать. Должен сказать, что вместе с теми газетами и журналами, которые я привез вам сюда, было несколько изданий, мягко скажем эротического содержания. Так вот, эти журналы почти сразу же пропали бесследно, и даже ГФП не смогло дознаться об их судьбе, а уж они старались. Для того, чтобы разложить наших солдат и офицеров наряду с обычной агитацией в ход могут пойти самые тайные желания и самые низменные инстинкты, например, листовки на которых агитационные материалы представлены в виде непристойных картинок.
— Ерунда, мой добрый Гейнц, — отмахнулся Гитлер, — не так уж наши солдаты и глупы, чтобы поддаваться на непристойную мазню. Арийский дух переборол многое, сумеет перебороть и эту проблему. Надо только объяснить нашим солдатам и офицерам, что такое разложение у потомков наступило оттого, что их дух был подорван поражением в этой войне, а победители позаботились о том, чтобы упав один раз, он никогда больше не мог бы восстановиться. Наши солдаты сильные люди и они поймут такие аргументы. Сейчас меня волнует совсем другое. Скажи мне мой добрый Гейнц, можем ли мы хоть как-то противостоять суперпанцерам пришельцев или у нас нет для этого необходимых средств?
Гудериан провел рукой по выгоревшим на солнце усам.
— Мой фюрер, — сказал он, — создать панцер, который мог бы противостоять суперпанцерам пришельцев в короткие сроки просто невозможно. Или у наших инженеров вообще ничего не получится, или сконструированный ими уродец будет иметь такое множество скрытых недостатков и детских болезней, что окажется совершенно небоеспособным. Но это еще не означает невозможность противостоять суперпанцерам пришельцев. Для борьбы с ними вполне можно применять пушки flak-18/36/37, flak-41, flak-38/39 и flak-40. Правда, я не особо уверен насчет зениток калибра восемь-восемь, чья бронепробиваемость может оказаться не достаточной, но зато вполне уверен на счет калибров десять с половиной и двенадцать и восемь. Вопрос только в том, что эти пушки имеют очень высокий силуэт из-за чего они очень заметны на поле боя и кроме того, их у нашей армии пока еще очень мало. Даже не все летные части получили себе такое мощное зенитное прикрытие.
— Хорошо, мой добрый Гейнц, — воскликнул Гитлер, — ты езжай к себе на фронт и сражайся, а мы постараемся сделать все возможное, для того чтобы у тебя было все необходимое для одержания победы. Иначе, сам понимаешь, погибнем не только мы, погибнет весь великий германский народ и погибнет без остатка и права на возрождние. А потому сражаться, сражаться и еще раз сражаться.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА
