Пусть жалеет. Пусть вспомнит. Пусть выходит замуж за Арчибальда. Только пусть вспомнит!
ГЛАВА 4
Арчибальд ушел через два часа, довольный состоявшимся разговором, а Берт, пока Эн обедала, быстро оформил выписку из госпиталя. Сам он только бутерброд перехватил, не снижая скорости бега по лестницам, и, как только все было готово, заказал по браслету связи магмобиль.
Эн как раз допивала компот, с аппетитом заедая его шоколадным эклером — неужели такие водятся на госпитальных кухнях?! — и Арманиус спросил у нее, стараясь не замечать, какие душераздирающие песни поет его собственный желудок:
— Поедем домой?
Эн совсем по-детски облизала пальцы — да, этикет, видимо, тоже забылся — и радостно ответила:
— Конечно! — потом, задумавшись на секунду, поинтересовалась: — А где я живу?
— Сейчас — у меня, — ответил Берт. — А раньше ты жила в общежитии, но сейчас тебе туда нельзя.
— Понимаю. — Она грустно вздохнула, но тут же вновь просияла. — Значит, я теперь буду с тобой?!
От такого бесхитростного построения фразы запел не только желудок, но и остальные внутренние органы.
— Да. Пока все не вспомнишь или не захочешь уйти, будешь жить у меня.
Демоны, ну почему эта ее детская восторженная улыбка так напоминает какую-то… что-то из прошлого?
Воспоминание билось о стенки черепа, царапалось изнутри, но никак не могло пробиться наружу, и Берт сдался. Потом, он потом подумает. Как поест. Не зря же Валлиус говорит, что сытому доктору и пациент радуется. И пациент — память — будет лучше работать после обеда. Хотя, скорее, ужина.
По дороге домой Берт рассказывал Эн про то, что всегда интересовало ее больше всего, — про магию. Основные законы, которые изучались еще в самом начале базового образования, вроде такого, как «эффективность заклинания зависит не от количества затраченной энергии, а от сложности построенной формулы», приводили ее в восторг. Она слушала открыв рот, но, слава Защитнику, не спрашивала, умеет ли пользоваться магией сама. То ли не обратила внимания на слова Валлиуса о том, что она маг, то ли понимала — раз уж все забыто, то и это тоже невозможно.
Дворцовая набережная, украшенная светящимися гирляндами, напоминала пряничный домик из-за поставленных в ряд симпатичных палаток. Вкуснейший северный чай, теплые крендели с глазурью, горячее вино со специями, разнообразные расписные пряники — все это манило и притягивало взгляд, и Эн с детским восторгом прилипла к окну магмобиля, улыбаясь до самых ушей. Что такое Праздник перемены года, она поняла очень быстро, словно и не забывала толком.
— Хочешь, выйдем, прогуляемся вдоль палаток? — предложил Берт, про себя надеясь, что его высочество не забыл про охрану. Впрочем, глупо сомневаться — конечно, не забыл.
— Да, очень!
Еще одно мгновение Берт колебался — а вдруг целью было все-таки именно убить Эн и сейчас он подвергает ее дополнительному риску? Но интуиция молчала, более того, Арманиус осознавал — по сути не особенно важно, убит ты или просто потерял память, — угрозы так или иначе больше не представляешь.
Но на всякий случай он огляделся, как только вышел на улицу, и сразу увидел еще один магмобиль, остановившийся рядом. Черный, с гербом Альганны на капоте, он явно принадлежал службе охраны императорской семьи.
И точно — секундой спустя из магмобиля вылез здоровенный мужчина, которого Берт когда-то видел среди охранников Арчибальда. Кивнул и, когда они с Эн пошли вдоль набережной, глазея на палатки, пристроился за ними на расстоянии примерно в десять шагов.
Эн с интересом рассматривала праздничные товары, что-то спрашивала у продавцов и, забыв про стеснение, мерила белую шапку из искусственного меха, похожую на снежный ком, залепивший лоб, волосы и уши. Смеялась и рассматривала себя в зеркало, оглядываясь на Берта с искренней улыбкой, на которую невозможно было не отвечать.
Берт купил Эн пряник — мягкий, пахнущий медом и теплый, — и, вновь послушав аккомпанемент собственного желудка, взял и себе. И горячего вина в стаканчиках из толстого картона, и две дурацкие новогодние шапки красного цвета, с вышитыми звездами и снежинками, — причем было не понять, где звезда, а где снежинка. Но Эн смеялась, глядя на него в этой шапке, и в глазах ее были настоящие звезды. А на ресницах — снежинки.
И так не хотелось верить в то, что она ничего и никогда не вспомнит… Осознание возможности этого давило к земле и не давало искренне радоваться. Тому, что она счастлива, и счастлива почему-то с ним. Но счастье это не было настоящим. Ему словно подарили красивый блестящий фантик, в котором оказалась очень горькая конфета…
Они вернулись домой, когда на улице зажглись фонари и людей, гуляющих среди праздничных торговых палаток, стало больше. Берт подумал, что пора закругляться, не нужно усложнять жизнь себе и работу охраннику, и повел Эн к своему крыльцу.
У двери, прикладывая ладонь к панели-ключу,[8] он вдруг ощутил в себе проснувшуюся родовую магию и замер от неожиданности.
С самого раннего детства Берт ощущал дома, словно живых существ. А уж собственный — особенно. Он был теплее остальных, и он будто бы отвечал на его призыв… И сейчас он тоже отвечал. Арманиус почувствовал, как запылали жаром стены, как нагрелся воздух, как на всех этажах, во всех комнатах зажегся свет, взметнулись шторы на распахнувшихся окнах, и там, на втором этаже, в его спальне, тихонько заурчал-заворчал маленький подарок для зеленоглазки Эн.
Зеленоглазка… Почему это слово вызывает такое смятение? Словно давно забывшееся воспоминание, которое очень хочет, чтобы о нем вспомнили и больше не забывали.
— Берт? — тихонько спросила стоящая рядом Эн, и он, очнувшись, открыл дверь, впуская девушку внутрь.
— Ой, как светло и тепло! — восхитилась она и стянула с головы шапку со снежинками, растрепав волосы. — Как хорошо, а то я замерзла!
Берт осторожно развернул Эн за плечи лицом к себе и пригладил выбившиеся пряди ладонью. Она смущенно вспыхнула, а потом радостно улыбнулась.
— Я понимаю, ты пряниками наелась, но… — сказал Берт, медленно убирая руку от ее волос.
— Не пряниками! — засмеялась Эн. — Пряником. Он был один и давно. Будем ужинать, да?
— Будем. Снимай пальто, и я провожу тебя в твою комнату. Пока освоишься, я как раз закажу нам ужин.
Она кивнула и принялась расстегивать пуговицы.
Комната Агаты, которую Эн теперь совсем не помнила, вновь ее восхитила. И Берт, оставив гостью принимать душ и переодеваться в домашнее платье, — слава Защитнику, он сообразил, что Эн нужна кое-какая одежда, еще в госпитале и заказал несколько вещей нужного размера с доставкой по почтомагу, — сам направился в библиотеку, заказывать на этот раз еду.
Специалист из «Омаро» обещал, что все будет готово максимум через сорок минут, и Арманиус в ожидании и Эн, и ужина расположился на диване, закрыв глаза и наслаждаясь чудесным чувством — собственной родовой магией.
Совсем рядом вода обнимала обнаженное тело Эн, лилась по ее плечам и груди, и он ощущал это так, будто тоже был водой. Стекал по животу и бедрам, падал вниз, к стопам, и исчезал, исчезал, исчезал, исчезал…
Наверное, он задремал под эту водяную монотонность, бесконечно долго ласкающую желанное тело, иначе как объяснить то, что он вдруг оказался не на диване в собственной библиотеке, а посреди выжженного, превращенного в пепел пространства. Втянул носом воздух — пахло гарью и смертью, да и демоны были где-то рядом, он чувствовал.
Арманиус запустил в воздух нескольких огненных светлячков, чтобы люди, если они вообще здесь остались, знали, что помощь пришла. Да, люди…
Он сосредоточился и понял — рядом, в нескольких сотнях метров, есть живые. Дети, трое. Они спрятались в погребе, и Берт ощутил их родовой магией, ведь погреб был частью разрушенного, но дома. В той стороне что-то переливалось бело-желтым светом, и Арманиус побежал как можно быстрее, на ходу понимая — не успевает, дети выходят из погреба…
