- Ты, я слышал, на воле один четверых отметелил, отчего на нары загремел. Было такое? - спрашивает Валет.
- Было, - соглашаюсь. - Только один из четверых был бабой, правда, боевой оказалась, чуть глаза не выцарапала.
- И его приложил как следует, - теперь уже кивок на Сапога, который чуть не давится последней затяжкой.
- Тоже верно, не люблю, когда среди своих крысы заводятся.
Это уже наезд, причем серьезный. За крысятничество из блатных могут и в 'машки' определить. Сапог бледнеет и пытается что-то провякать, мол, разреши, старшой, я эту падлу на ремни порежу... Ага, попробуй, шелупонь подзаборная, резалка еще не выросла. Вслух не говорю, но мой насмешливый взгляд объясняет многое.
- Никшни, Сапог, - негромко, но значимо одергивает пахан, даже не поворачивая головы в его сторону. - А ты, Клим, я смотрю, тертый калач, даром что не из блатных. Картинок на тебе нет, погремухи тоже... Не хочешь погремухой обзавестись?
- Да меня и мое имя вполне устраивает, - жму плечами.
- Ты на воле работягой был, - продолжает Валет. - Здесь тоже работаешь. Из мужиков, значит. Не хочешь стать у меня быком?
Бык - это вроде как телохранитель.
- Хавчик обеспечим, от работы отмажем, - по-своему понимает мою заминку Валет.
Ну, с хавчиком еще понятно, может, он как 'законник' теперь на каком-нибудь негласном довольствии. А вот как собирается от работы отмазывать - непонятно. Начотряда его самого скорее в карцер снова отправит, нежели Валет меня отмажет. Да и нравится мне моя работа, как ни странно это звучит. Вернее, люди, с которыми я там общаюсь. Тот же Олег Волков или отец Илларион... Представил себя в роли быка при воре, и как-то стало совсем муторно на душе.
- Наверное, все же откажусь от такой чести, - говорю, глядя Валету в глаза.
Буквально осязаю, как мгновенно наэлектризовывается атмосфера на этих нескольких квадратных метрах, только что искры не проскакивают. Начнут метелить? Может, и отобьюсь, а может, и нет. Но свою жизнь продам дорого. На всякий случай периферийным зрением отмечаю, где лежит ложка-заточка.
- Смотри, Клим, Валет два раза не предлагает, - все так же размеренно говорит урка.
Говорит без малейшей угрозы в голосе, но все всё прекрасно понимают. И я в том числе.
- Благодарствую за угощение, - говорю и поднимаюсь. - Вопросы еще есть? Тогда пойду, вздремну.
Разворачиваюсь и двигаюсь к своей шконке. Сердце бешено бухает, готовое выскочить из груди, но я не оборачиваюсь. Надеюсь, в случае чего мое шестое чувство мне не изменит.
До нар добираюсь под гробовое молчание всего барака. Не иначе, к нашему тихому разговору все прислушивались. Запрыгиваю, накрываюсь ветошью, по недоразумению называющейся одеялом, поворачиваюсь на бок и закрываю глаза. Что-то мне подсказывает, что этой ночью обойдется без происшествий.
Глава XI
На Ближней даче новогоднего настроения почти не ощущалось, несмотря на дату - 31 декабря. Разве что в зале, в самом дальнем углу, стояла небольшая елочка, заботливо украшенная лично Поскребышевым, которого Хозяин на два дня отпустил в Москву, встретить новый год в кругу семьи.
Иосиф Виссарионович за завтраком в своем кабинете читал свежую прессу. Молодая советская страна крепла, индустриализация развивалась семимильными шагами. Есть чем гордиться. Днепрогэс уже несколько лет как дает стране электроэнергию, по Беломорско-Балтийскому каналу курсируют пароходы, с конвейера Горьковского автомобильного завода сходят автомобили... Еще бы всякая троцкистская шваль под ногами не путалась, и было бы вообще замечательно. Да еще этому Гитлеру спокойно не сидится, зарится на Европу, а там, глядишь, и в СССР сунется. Вот бы поговорить с этим путешественником во времени, но он почему-то так и не вышел на связь, хотя статья в 'Правде' была опубликована почти два месяца назад. А он мог бы рассказать, что ждет нашу страну в ближайшие годы, будет ли война с немцами. Все эти документы с допросов наверняка лежат в сейфе у Ежова, равно как и вещественные доказательство из будущего. Если, конечно, все это не величайшая мистификация. Но кто бы посмел разыгрывать его, человека, шутить в присутствии которого побаиваются даже приближенные к нему лица?!
Либо это просто умалишенный!
Эх, все же жаль, что никак не удается подобраться к сейфу Ежова. Это как в русской сказке про иглу с кощеевой смертью, которая запрятана в яйцо, яйцо в утке, а утка в зайце. Чтобы добраться до сейфа, нужно проникнуть сначала в здание наркомата внутренних дел, а затем через приемную в кабинет Ежова. И везде охрана. Не устраивать же перестрелку, в самом деле.
А под наркома понемногу копают. Компромата и так уже немало, достаточно вменить превышение власти. Народ, как докладывает Власик, давненько ропщет, недовольный методами Ежова. Отправить его следом за Ягодой, а на его место поставить Лаврентия. Тот в Армении хорошо постарался этой осенью вместе с Маленковым и Микояном, проводя чистку в местных партийных рядах.
За окном послышался шум мотора. По заснеженной аллее на территорию дачи въехал черный 'ЗиС-101', остановившись у парадного входа дачи. Из автомобиля сначала выбрались Власик и молодой человек в темном пальто, затем выпрыгнула девочка лет 10. Увидев их, Сталин улыбнулся в усы. Виделись они редко, поэтому каждый приезд Василия и Светланы был для него небольшим праздником. Сын и дочь постоянно жили на даче в Зубалово под присмотром экономки и охраны. Когда-то и он там жил, но после самоубийства жены бывать в Зубалово практически перестал, предпочитая Ближнюю дачу рядом с Кунцево.
Через пару минут Василий и Светлана вошли в кабинет, следом в дверном проеме показался Власик. Дочь сразу кинулась к поднявшемуся из-за стола отцу, обняла, прижавшись щекой к его груди, 16-летний сын степенно подошел, пожал руку.
- Растешь, с каждым разом все выше и выше, - с улыбкой сказал Сталин, касаясь плеча Василия своей не сгибающейся в локте левой рукой.
- Просто видимся редко, отец, - также не сдерживая улыбки, ответил сын.
- Есть хотите?
- Да мы уже завтракали...
- Может, прогуляемся тогда?
- Можно.
- И я с вами, - заявила Светлана.
Вскоре они с сыном прогуливались по аллее, а Светлана и Власик неподалеку играли в снежки. Утром, еще в темноте, главную аллею чистили от снега свободные от дежурства красноармейцы, но часа два назад с неба стали планировать крупные хлопья, и сейчас снег приятно поскрипывал под ногами. Сталин по привычке был обут в сапоги из кожи мягкой выделки, Василий предпочитал ботинки.
'Хорошо как, - думал генсек, спрятав правую руку под обшлаг шинели. - Тихо, снег падает, дети вот приехали'.
- Как дела в школе? - спросил он, наконец, Василия.
- Ты же знаешь, тебе докладывает Власик, зря он что ли на собрания в школу ходит, - не без иронии ответил Василий.
- Он докладывает, что часто бываешь несдержанным, однако учителя боятся на тебя жаловаться. Нужно себя держать в руках, сын, даже если преподаватель неправ. Зато, слышал, в спорте успеваешь?
- Это да, - улыбнулся Василий.
Еще с минуту гуляли молча, затем Сталин спросил:
- Что, сын, по-прежнему хочешь стать кавалеристом?
- Да, отец, - твердо ответил Василий, взглянув в глаза отцу.
- Это тебя Буденный все рассказами про Конармию кормит? Что ж, твое решение, хотя некоторые товарищи меня уверяют, что будущее за танками и авиацией.
- Из танка или самолета шашкой не помашешь, - с ноткой мечтательности в глазах сказал Василий.
- Но и с шашкой на танк не наскачешь, гуслями изжует... Кстати, скоро у тебя день рождения, хочу сделать тебе подарок.
- И что же ты мне подаришь?
- Подарок в том смысле, что приеду в Зубалово. В прошлом году не смог, на этот раз постараюсь выбраться. А уж что подарить - придумаем. А ты что бы хотел?
- Не знаю...
- Ладно, без подарка не останешься... А как там Артем? Почему он не приехал?
