Было видно, что еще немного и ребята подерутся. Решимость Стаса войти в раздевалку легко читалась на лице, неважно, зачем он ко мне пришел. Даже если Петька и хотел, он не мог остановить его, я хорошо помнила недавнюю драку в автобусе с незнакомцами и злость, так легко вскипевшую в нем в прошлый раз. Заставившую чужих парней отступить.
Увидев, как напряглись лица Стаса и Збруева, почувствовав опасное напряжение между ними, я поспешила сказать:
— Не надо, Петь.
— Но, Настя! Что ему от тебя нужно? Пусть валит на все четыре стороны! Чего приперся?!
— Пожалуйста.
— И не подумаю! Тебе и так только что в спортзале досталось, чтобы еще и этот… этот тут с визитами доставал! Ты, Фрол, кажется, ошибся девчонкой!
Я знала, что нельзя, что Стасу наверняка не понравится мое признание, но Петька был хорошим парнем, я не хотела, чтобы он пострадал из-за меня.
— Нет, Петь. Он… Стас мой сводный брат. Он отвезет меня домой.
Я постаралась не смотреть в красивое сероглазое лицо с твердой линией рта, которое наверняка сейчас нахмурилось.
— Наверное, — добавила неуверенно, отводя взгляд.
Збруев продолжал упрямиться, пусть и замялся, услышав мои слова.
— Это правда? — обернулся к Стасу, однако тот не собирался ничего объяснять.
— Отвали, — только и сказал, легко оттеснив парня плечом в сторону, и войдя в раздевалку, захлопнул за собой дверь. Прошел узкой комнатой, остановившись передо мной. Медленно разжал ладони.
Он смотрел на меня, я это чувствовала, и мне пришлось поднять лицо. Голые ноги не получилось спрятать — лавочка была слишком низкой и широкой. Несмотря на выступление перед сотнями глаз, сейчас перед сводным братом, без кроссовок и носков, с вытянутыми ногами, я чувствовала себя почти раздетой. Потянув за край школьный жакет, что лежал на скамейке, прикрыла им колени, прижав колготы к груди.
— Болит?
Он спросил это резко, с глухой хрипотой в голосе, и тут же шумно выдохнул, словно борясь с раздражением. Присел на корточки, не отводя глаз, внезапно вытеснив собой окружающее нас пространство.
— Немного. Я случайно.
— Ну да. Другим рассказывай, скелетина, как случайно. Видел я, не слепой. Покажи! — Его взгляд опустился, а руки протянулись к ноге.
Я напряглась. В этой комнате мы были одни, и он снова вел себя странно.
— Стас, не надо…
Но пальцы сводного брата уже коснулись моей стопы. Так же бережно и осторожно, как в прошлый раз щеки. Обхватив лодыжку, скользнули по коже вверх… вниз… будто он боялся сделать мне больно. Чуть сдавили пятку.
В глазах снова выступили слезы, но мне удалось не пролить их. А вот сдержать тихий вскрик — нет.
— Ай!
Я сама не заметила, как подалась вперед и, выронив одежду, уперлась ладонями в голые плечи Стаса — неожиданно крепкие и горячие под моими руками, перехваченные узкими шлейками спортивной майки. По-мужски развернутые, рельефные, не такие, как запомнились мне у Егора. Не знаю, почему я вдруг вспомнила о друге.
Стас замер. Медленно поднял голову, взглянул на меня сквозь упавшую на глаза челку, оказавшись лицом к лицу. Дернул губами, словно собираясь что-то сказать… Нога болела, но я не могла оторвать взгляд от его глаз. Сейчас, оказавшись так близко, лишенные ледяной корки, они смотрели как-то по-особенному.
Вспомнив о предупреждении Стаса не касаться его, я тут же отдернула руки.
— Извини. Я не хотела.
Снова вздрогнула, почувствовав горячие пальцы под коленом, согревающие икру ноги. Голос сводного брата прозвучал задавленным полушепотом.
— Ты замерзла и снова дрожишь, Эльф. Тебе нужно одеться.
Я и сама это знала.
— Да, — потянулась рукой к одежде, но Стас уже встал и поднял с пола колготы, мгновенно вогнав меня в ужас.
— Как эта хрень надевается? — спросил, и, слава Богу, что ответить я не успела. Я даже думать не хотела о том, что он собирался сделать. В эту минуту дверь раздевалки с грохотом ударилась о стену, и вошел тренер.
— Фролов! Твою дивизию в зад! Ты что здесь делаешь? Почему я тебя по всей школе искать должен?! У нас соревнование, финальный матч года, а он тут развел «ромеоджульетту», понимаешь! Девочка жива, здорова, сейчас родители подойдут — марш на поле! Весь зал одного тебя ждет!
* Стант — поддержка, максимально в два уровня с подъемом.
14
Тренер по баскетболу у мальчишек не отличался спокойным характером. Репетируя танцы с Альбиной Павловной в спортзале, я успела заметить, как сурово он разговаривает с мальчишками и вообще ведет тренировки, а сейчас Марк Степанович и вовсе выглядел крайне рассерженным.
Мужчина развернулся, намереваясь выйти, уверенный в том, что Стас последует за ним, но тот остался стоять, продолжая смотреть на меня.
— Фролов! — окликнул ученика из коридора, но, так и не дождавшись, снова вернулся, плотно прикрыв за собой дверь. Подошел к сводному брату вплотную, чтобы развернуть за плечо к себе. — Ты что творишь, сукин сын! — заглянул в лицо, багровея. — Нашел время характер показывать! Я тебя что, зря четыре года воспитывал? Нагружал тренировками, чтобы ты мне тут сопли в женской раздевалке жевал?!.. Марш к ребятам в спортзал! Живо! Не то с директором говорить будешь! При всех! Пусть сама с тобой разбирается! Ну?!
Я не могла поверить. Стас выглядел так, словно сомневался идти ему на поле или нет, и это не на шутку сердило мужчину. В спортивном зале было четыре сотни народу, важные гости из университета, школьное руководство области… я понимала насколько сегодняшний турнир по баскетболу ответственный для всех.
Отвернувшись от мужчины, протянула руку, чтобы забрать у парня свою одежду. Попросила как можно уверенней:
— Иди. Пожалуйста, Стас, иди. Я сама оденусь, все будет хорошо.
— Ну, я жду, — тут же отозвался тренер, и сводный брат отступил. Развернулся к выходу, даже не взглянув на мужчину.
— Черт! Да идемте же! А ты жди здесь, поняла!
— Ты как, Фролов, со мной разговариваешь…
Последняя фраза Марка Степановича раздалась уже за дверью в коридоре, в ответ на неуважительную реплику своего ученика, и, оставшись одна, я поспешила одеться. Зажмурившись, тяжело выдохнула. Это было непросто — терпеть боль, скоро должны были вернуться девчонки — мне не хотелось при Маринке говорить им, почему я оказалась такой неловкой и подвела их. Только не при Воропаевой, зная, что не смогу при всех обвинить ее. Понимая, насколько моя беда ей безразлична.
Переодев форму, осторожно всунула больную ногу в сапог и встала. Вздернув рюкзак на плечо, попыталась идти… В открытую дверь раздевалки тут же ворвался шум и многоголосие зала. Громкая реплика судьи, засчитавшего команде Стаса три очередных очка.
— Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, — пошла, припадая на ногу, в сторону гардеробной и дальше на улицу, думая о том, что мне очень, очень нужно дойти к остановке…
Он догнал меня на повороте к проспекту в конце школьной аллеи, присевшую на край скамейки и накрепко зажмурившую глаза, чтобы не дать себе пролить слезы. Они появились в глазах — крупные, соленые от обиды, несколько минут назад, когда я поняла, что больше не могу идти. Вырос передо мной, как всегда, хмурый и злой, в настежь расстегнутой куртке, рвано дыша от бега.
— Я же просил подождать меня! Ты должна была услышать!
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что ты мой сводный брат. Тебе бы это не понравилось.
— Глупая ты, скелетина. Дурочка, каких поискать. И откуда только взялась на мою голову!
Он сказал это не зло, скорее с досадой. Отвернувшись, с раздражением пнул ногой снег на обочине тротуара, негромко выругавшись. Отойдя на несколько шагов, достал из кармана телефон и набрал номер. Я подумала, что сейчас Стас позвонит отцу, и наверняка оторвет мачеху от работы. И еще больше расстроилась от собственной бесполезности и беспомощности. От того, что снова доставила неудобство стольким людям.