Но гостья снова смотрит на меня и не похоже, что слышит обращение к ней мамы Гали. Мне вдруг становится обидно за это показное невнимание с ее стороны, совершенно незаслуженное в отношении хозяйки дома. Слова вырываются сами, словно все это время ждали своего часа:
— Вы говорили всем, что я погибла. Вместе с мамой погибла в ту ночь. Все эти годы избегали любого упоминания обо мне, — прямо встречаю синий взгляд. Поблекший, но все равно так схожий с моим собственным. — Я знаю, Дмитрий Иванович все рассказал. Вы так сильно ненавидели моего отца, что вычеркнули и меня из своей жизни. Скажите же, я не понимаю, что вы хотите сейчас? Зачем я вам?
Она подходит стремительно — бабушка, так не похожая на мать моего отца. Незнакомка, от близости к которой щемит грудь и отзывается болью душа. Близкий-чужой человек, внезапно ворвавшийся в мою жизнь. Подходит, чтобы взять за руку и прижать ее к своей груди. Сказать взволнованно, сквозь слезы, погладив ладонью мои волосы.
— Я знаю. Я искуплю свою вину, Настенька, чем только смогу. Обещаю тебе! Твой дед был влиятельным человеком, у нашей семьи серьезные связи. Только скажи, что ты хочешь?.. Я знаю, где ты учишься и чем живешь. Мы с Николашей все разузнали! Я заслуженная актриса театра, член союза художников, мои друзья — люди с именем и славой… У меня опыт, связи, деньги. Я многое могу…
— Спасибо, но я всем довольна.
— Называй меня Эммой, пожалуйста. Господи, как же ты похожа на Анечку! Одно лицо! Детка, ты ошибаешься, просто не понимаешь. Знаю, что эти люди — твое окружение и ты росла с ними. Не прошу принять решение прямо сейчас, но прошу, подумай про себя, про свое будущее.
— Извините, Эмма, я не понимаю вас.
— А что понимать? — женщина улыбается сквозь слезы и ее улыбка кажется такой искренней. — Я предлагаю тебе жизнь, достойную моей внучки. Свое покровительство в мире искусства и имя. Я лично знакома с Груно Лесовским, звонила ему и получила на твой счет самые лестные отзывы. Чему, зная маэстро, склонна верить.
— Откуда вы…
— Я же сказала, что мы все узнали! Не нужно стесняться, Настенька, это кровь, гены! Нашей семье есть чем гордиться и я все тебе расскажу!
Рядом едким смешком отзывается Стас.
— Как трогательно. Значит, мадам, вы прежде узнали, что ваша внучка не слабоумная и не калека. Решили удостовериться талантлива ли она, и только потом рассказать? А если бы ответ оказался отрицательным? Так бы и сидели зайцами за горизонтом? В своем мире связей и регалий?.. Не помню, чтобы Батя о вас рассказывал, дамочка. И отпустите уже Настю, наконец! Вы ей не нравитесь. И матери, кстати, тоже. А это рискованно — мое вам предупреждение, несмотря на все ваши связи.
Женщина отпускает меня и даже отступает на шаг, чтобы вернуться в объятия сына, тут же накрывшего ладонями ее плечи. Смотрит на Стаса пристально, изучающе, недовольно поджав ярко подведенные губы.
Он криво улыбается ей, зная, что в своей внешности ему стесняться нечего.
— Да, сводный брат, если вы еще не поняли.
Гостье не нравится, что ей помешали, я это чувствую. Моя бабушка-незнакомка щурит взгляд и вздергивает тонкий подбородок, оценивая Стаса. Замечает холодно.
— Отчего же. Поняла. Рискованно, говоришь? — выдерживает многозначительную паузу. — Я не привыкла держать ответ перед юнцами, молодой человек. Невоспитанными юнцами! Ты прав, мне не нужны регалии, чтобы иметь представление, что собой представляют отношения мачехи и падчерицы. Понимать их соленый вкус. Ты уверен, что моей внучке не понравится предложение? Я умею быть убедительной.
— Не уверен насчет последнего.
— Почему же?
— Не очень умный шаг с вашей стороны положить начало знакомству с внучкой с обвинений в адрес ее отца и нашей семьи. Это мало кому понравится.
— Если это тебя успокоит, я намеревалась сдержаться — не получилось. Слишком болезненной оказалась встреча с прошлым.
— Вы сейчас кого надеетесь убедить? Меня или себя?
— Молодой человек, я бы вас попросил…
Но вскинутая вверх рука женщины легко останавливает сына.
— Погоди, Николай! Разве ты не видишь, что он тоже требует уважения. Тот, кого научили изъясняться языком улицы. Не иначе как «Батя» и «дамочка», так?.. Надо же, — смотрит остро, насаживая на взгляд, — какой красивый парень вырос у торговки пирожками. Видно, что в тесто добавили крутой замес, только не все ингредиенты учли. Что, милочка, может и рецепт расскажешь? С кем тесто месить и когда, чтобы в графе «отец» — стоял прочерк?..
Гостья поворачивается к мачехе и от ее слов у меня все внутри холодеет.
— Да, я все знаю. Да, заплатила деньги, чтобы не играть с тобой вслепую, очень уж меня удивило сегодняшнее положение вашей семьи. «Ее девочка»! Да как ты смеешь указывать мне, что говорить внучке? Где и как себя вести? Угрожать своим решением? Мне, Эмме Григорьевой, с честью вхожей в любые дома!.. И неважно откуда у бывшей детдомовки такой коттедж. Каким местом ты его себе заработала. Мне ясно, что в тебе и близко нет той культуры, которая последние поколения питает нашу фамильную кровь. И ты думаешь, госпожа Фролова, что я оставлю свою внучку под твоим попечением?!.. Черта с два! У меня связи в этом городе, у меня друзья! Мне стоит сделать один звонок и…
— Вон, — тихо произносит отец просевшим голосом, и я вздрагиваю от силы гнева, прозвучавшего в нем. И уже громче, сжимая руки в кулаки. — Пошла вон, Эмма! Иначе я тебя ударю.
— Ты… с ума сошел?!
— Не надейся. Если Настя захочет встречи — запрещать не стану. А я тебя видеть не хочу. Никого из вас. Никогда в своей жизни! Вон!
У женщины перехватывает дыхание и бледнеет лицо. В этой комнате слишком много глаз обращено на нее с ожиданием и она все-таки отступает. Пятится к дверям, отбирая из рук сына сумочку и обращаясь к отцу.
— Ничего, Григорий. Недолго Насте осталось плясать под твою дудку. Сегодня я уйду, так и быть, но очень скоро, когда девочка выйдет замуж, я верну ее. Я говорила с ее будущим мужем и знаю, что он окажется куда сговорчивее тебя. Прощай!
Она бросает на меня еще один долгий взгляд и выходит. Покидает гостиную, надломившись на пороге в ногах, и учредитель подхватывает ее под локоть, чтобы увести.
Последним дом покидает Николай, и именно он, обернувшись, считает нужным сказать:
— Ужасная вышла встреча. Катастрофа для нас. И тем не менее я прошу всех вас простить Эмму, она сложный человек и глубоко несчастный. Известие о Насте просто сломило ее. Моя мать давно не тот монстр, каким сегодня показала себя. Григорий, если сможешь, прости за все.
Вот и все. И снова мы в доме одни, словно и не было в нем незваных гостей. И только заметно уставший голос мачехи нарушает тишину.
— Зря ты, Гриша, погорячился. Знаешь ведь, что меня не уесть моим прошлым. Ну, подумаешь детдомовка. Невелика тайна, какая есть. Из песни слов не выкинешь.
— Галя…
— Пустой выхлоп. Только ее же и обжог.
Я впервые вижу, как отец целует жену. Обнимает ее крепко, с чувством притягивая к себе, словно пытаясь укрыть от давнишней боли, засевшей в сердце.
— Гришка, ну что ты делаешь. Дети смотрят.
— Прости, Галя! Прости! Ты не заслужила…
— Прости, — повторяю и я, зная, почему Стас застыл у моего плеча.
Солнце зашло. В широкие окна гостиной видно, как нахмурилось низкое небо, затянуло лес за поселком сизой мглой, и прокатившийся горизонтом рокот грома символично отражает всеобщее настроение. Мрачное, хмурое и какое-то болезненно-горькое, как вкус свежей полыни. Вкус прошлого, нависший над домом грузом непролитого дождя.
Сейчас мне хочется сказать мачехе и ее сыну гораздо больше, чем одинокое «прости». Заверить, что все произошедшее — чудовищная ошибка, несправедливость, нелепица и ерунда. Что я люблю их больше жизни! Потому что чувствовать чужую боль еще труднее, чем свою. Почти невозможно!.. И я понимаю отца, читая отражение собственных чувств в его глазах, когда он вдруг с волнением просит:
