нейтронов?
- Именно так, - ответил доктор Шлосс.
- Не слишком обширный выбор, - отстраненно заметил Гиффорд Боннер.
- Да, - произнес Мирамон, впервые подав голос. - Не слишком значительный выбор. Но это все, что мы имеем в своем распоряжении. Однако, у нас не будет и этого, если нам не удастся вовремя достичь метагалактического центра.
Только в последний год Уэб Хэзлтон начал понимать, да и то - весьма туманно - настоящую природу приближающегося конца. Но это познание не пришло к нему от людей, которые руководили подготовкой; то, к чему они готовились, хотя и не держалось в секрете, оставалось совершенно непонятным для него, и таким образом, не могло поколебать его уверенности в том, что все эта подготовка предназначалась для предотвращения Гиннунгагапа вообще. Он прекратил верить в это окончательно лишь после того, как Эстелль отказалась родить ему ребенка.
- Но почему? - спросил Уэб, прижав ее к себе одной рукой, а другой указывая на стены жилища, предоставленного им онианами. - Теперь мы постоянно вместе - дело не только в том, что мы это знаем, но и в том, что и все остальные с этим согласны. Для нас больше нет запретной черты!
- Я знаю, - мягко ответила Эстелль. - Дело не в этом. Мне хотелось, чтобы ты не задавал этот вопрос. Так было бы проще.
- Рано или поздно, это пришло бы мне в голову. Обычно я не сразу прекращаю прием таблеток, но с этим переездом на Он навалилось столько всяких дел. Только сейчас я понял, что ты по-прежнему их принимаешь. Объясни - почему?.
- Уэб, дорогой мой, ты поймешь, если серьезно подумаешь обо всем этом. Конец - это конец - и все. Какой смысл заводить ребенка, который проживет только год или два?
- Возможно, все не так уж неотвратимо, - угрюмо произнес Уэб.
- Нет! Катастрофа неотвратима. Мне кажется, что я знала о ее приближении с самого момента рождения - может быть, еще и до того, как я родилась.
- Но послушай, Эстелль... Если честно, неужели ты не понимаешь, что все это чепуха?
- Вполне понимаю, - признала Эстелль. - Но ничем не могу помочь. Конец неминуем, я не могу назвать это чепухой, не так ли? У меня было верное предчувствие.
- Значит, ты не хочешь иметь детей.
- Да. У меня никогда не было особого желания заводить детей. Меня даже не беспокоило собственное выживание. Но, пожалуй, я нахожусь в числе счастливчиков; многие из людей не чувствуют себя здесь, как дома. Я же родилась в то время, которое оказалось моим - время конца мира. Вот почему я не хочу обзаводиться детьми - я знаю, что после нашего поколения не будет никакого другого. В конце концов, насколько можно предположить, я могу вообще оказаться стерильной, это бы меня даже не удивило.
- Перестань, Эстелль. Я не могу слушать, когда ты так говоришь.
- Мне жаль, любовь моя. Я не хотела тебя расстраивать. Я ориентирована на конец света - он является естественным, конечным результатом моей жизни, событие, которое придает ей значение; а ты - всего лишь захвачен этим, как и большинство людей.
- Я не знаю, - пробормотал Уэб. - Для меня все это похоже на чертовски холодный рационализм. Эстелль, ты такая прекрасная... разве это ничего не значит? Неужели ты не хочешь привлечь мужчину, чтобы иметь ребенка?
- Что ж... я не сказала бы этого никому, кроме тебя Уэб, но я хорошо знаю, что красива, - спокойно произнесла Эстелль. - Большинство женщин сказали бы тебе то же самое о себе, если бы захотели - это просто состояние ума, присущее женщинам. Она всего-лишь половинка настоящей женщины, если не считает себя красивой... и она красива, даже если не думает о себе так, и не имеет значения, как она выглядит. Я вовсе не стыжусь того, что красива, я просто больше не обращаю на это внимания. Все это для меня - лишь средство для достижения цели, - вот только цель изжила себя. Мне кажется, что женщина, которая могла бы приговорить своего годовалого сынишку к адскому пламени, должна была бы непременно быть ужасной злодейкой, если бы она точно знала, что именно к этому идет дело, когда рожала бы дитя. Я знаю, и поэтому не могу этого сделать.
- Женщины и раньше рисковали ничуть не меньше, даже зная цену риска, - упрямо продолжал Уэб. - Крестьяне, которые _з_н_а_л_и_, что их дети могут голодать, потому что и родители голодали. Или женщины XX века, времени, предшествовавшего началу космических полетов; доктор Боннер говорил, что в течение пяти лет вся раса стояла в двадцати минутах от гибели. На они все-таки рожали детей - иначе нас просто бы здесь не было.
- Это побуждение, которого у меня более нет, Уэб. На этот раз спасения не существует, - тихо ответила Эстелль.
- Ты все еще повторяешь это, но вовсе не уверена в своей правоте. Амальфи утверждает, что шанс все же есть...
- Я знаю, - вздохнула Эстелль. - Я провела некоторые вычисления. Но это вовсе не тот шанс, дорогой мой. Это что-то, что мы сможем сделать, ты или даже я, потому что мы уже достаточно взрослые, чтобы понять инструкции и выполнить именно то, что нужно. Ребенок же не сможет ничего сделать. Это будет равносильно тому, что отправить его на космолете в пространство одного, хотя и с достаточным запасом энергии и еды - но он все равно погибнет, и ты не сможешь сообщить ему, как избежать гибели. Все это настолько сложно, что неизбежно кто-то из нас, конечно же, совершит фатальную ошибку.
Уэб промолчал.
- Кроме того, - мягко добавила Эстелль, - даже для нас все продлится не так уж и долго. Мы тоже умрем. Все дело только в том, что у нас имеется шанс воздействовать на момент создания, который непосредственно скрыт в мгновении уничтожения. И это, если мне удастся, и будет моим ребенком, Уэб - единственным ребенком, которого сейчас стоит иметь.
- Но он не будет моим.
- Нет, любимый мой. У тебя будет свой собственный.
- Нет, нет, Эстелль! Что в этом хорошего? Я хочу, чтобы он был нашим ребенком!
Она обняла его и прикоснулась щекой к щеке.
- Я знаю, - прошептала она. - Знаю. Но увы, время для этого прошло. Это наша судьба, Уэб. Дар иметь детей у нас отнят. Вместо детей нам даны вселенные.
- Но этого недостаточно! - воскликнул Уэб. Он яростно сжал ее в своих объятиях. - Никто не спрашивал меня, когда подписывался этот контракт.
- Разве ты просил о том, чтобы тебя родили, любимый мой?
- Ну вообще-то... нет. Но я не возражал... Вот значит как...
- Да, именно так все и обстоит. Он тоже не может проконсультироваться с нами по этому вопросу. Так что все теперь зависит от нас. Никакой наш совместный с тобой ребенок, Уэб, не окажется в пламени ада; никакой ребенок, рожденный мною.
- Ты права, это было бы нечестно. Хорошо, Эстелль. Мне хватит еще одного года с тобой. Мне не кажется, что я хочу еще и вселенную.
Торможение началось в конце января 4104 года. С этого момента, дальнейший полет Он будет весьма осторожным, несмотря на необходимость скорейшего достижения цели; ибо метагалактический центр был столь же неразличим, как и остальная часть межгалактического пространства и лишь исключительная внимательность и сложная аппаратура могли бы сообщить путешественникам, что они прибыли на место. Для этой цели ониане усложнили командный пост своей планеты, который располагался на вершине трехсотфунтовой плетеной стальной башни, расположенной на вершине самой высокой горы - названной к очевидному замешательству Амальфи - Гора Амальфи. Здесь Уцелевшие - как они начали себя называть с чувством отчаянной веселости - проводили непрерывные совещания.
Уцелевшие состояли в основном из тех, кто согласно Шлоссу и Ретме могли следовать инструкциям в тот бесконечный миг хотя бы с наименьшей вероятностью успеха. Шлосс и Ретма были весьма тверды в своем отборе: это оказалась небольшая группа. В нее вошли все новоземляне, хотя Шлосс и сомневался насчет Ди и Уэба, и кроме того, группа из десяти ониан, включая Мирамона и самого Ретму.
Странно, но по мере приближения времени, ониане один за другим начали уходить, - очевидно из-за того, что каждый из них до конца проникался тем, что именно будет предпринято и каков может быть результат.
