хорошего одеколона, выглаженная форма.
Через сорок минут, позавтракав остатками вчерашнего ужина и выпив крепчайшего, приготовленного Лезвиным чая, они были в кабинете начальника колонии.
- Хотелось бы вначале получить ориентирующую информацию о Батняцком, - усевшись на жесткий стул у приставного столика, сказал Сизов. - Кто он, чем дышит, как ведет и так далее.
- Знаем такого... - сказал Лезвин, подходя к картотеке и выдвигая ящичек с наклеенной буквой Б. - Я их всех знаю. Сейчас найдем...
Через несколько минут Лезвин извлек прямоугольную карточку из плотной бумаги.
- Так, вот он. Судим за хулиганство к двум годам, отбыл год. Второй раз - причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, - двенадцать лет. Осталось ему, сейчас скажу... Пять лет шесть месяцев и семнадцать дней. Поощрения, взыскания...
Лезвин протянул карточку Сизову - тот быстро просмотрел убористый текст.
- Благодарность за опрятный внешний вид, выговор за курение в неположенном месте... Мелковат масштаб.
- Правильно подметили, - кивнул Лезвин. - А поначалу записного урку изображал: жаргон, рассказы про громкие дела... Только птицу видно по полету - здесь его быстро раскусили, поутих. Отрицаловка не признала, в актив не пошел, так и болтается посередке. Статья у него серьезная, гордится ею, по их ублюдочным порядкам это вроде институтского диплома. Хозяйственники, мужики, бытовики приходят - он перед ними хвост распускает, воровскому 'закону' учит. И с начальством старается не ссориться. В общем - и нашим, и вашим.
Как-то записался на прием, спрашивает: если на следствии и в суде неправду сказал, что делать? У них у всех это бывает: психологический кризис - невмоготу больше сидеть, и все! Тут глаз да глаз нужен: может в петлю влезть, или на запретку под пулю сунуться, или в побег пойти, хотя куда здесь бежать... Чаще начинают биографию выправлять, писать во все концы: мол, чужую вину взял или враги оговорили... Пишут, ответа ждут, получают, читают, снова пишут, а время катится, глядишь, кризис и прошел. Так и с Батняцким - объяснил ему порядок пересмотра дела, только он, кажется, и не подавал.
Лезвин посмотрел на часы.
- Через полчаса их выводят на лесоучасток. Хотите поговорить с ним сейчас - я дам команду. А если еще что-то надо подработать, может, приговор почитать, тогда до вечера, когда вернутся.
- Приговор я читал. Давайте сразу к делу. - Сизов приготовил свои бумаги.
Лезвин набрал две цифры на диске старого телефонного аппарата, резко бросил в трубку:
- Батняцкого из второго отряда ко мне! - И, повернувшись к Сизову, другим тоном сказал: - Разговоры у вас доверительные пойдут, так что я мешать не буду. Садитесь на мое место. Он вообще-то спокойный, но если что - здесь кнопка вызова наряда.
Сизов усмехнулся. Подождав, пока за Лезвиным закрылась дверь, он по-хозяйски занял место начальника и осмотрелся. Кабинет напоминал сельский клуб: просторная пустоватая комната, голые стены и окна без занавесок, вдоль стен - ряды допотопных стульев с лоснящимися дерматином сиденьями. Только сейф, шкаф картотеки и решетки на окнах выдавали специфическое назначение помещения.
В дверь тихо постучали, и порог переступил приземистый человек в черной засаленной на предплечьях робе.
- Осужденный Батняцкий, второй отряд, статья сто восьмая часть вторая, срок двенадцать лет, явился по приказанию начальника колонии. А где же он?
Вошедший, озираясь, завертел стриженой шишковатой головой на короткой шее.
- Садитесь, Батняцкий. Майор Лезвин вызвал вас по моей просьбе, сказал Сизов, внимательно рассматривая осужденного. Невыразительное лицо, мясистые губы, маленькие прищуренные глазки.
Батняцкий сел, облокотился на стол и довольно улыбнулся, показав два ряда железных зубов.
- Чему радуешься?
- Ясно чему! Отряд на работу повели, а меня - сюда. Что лучше - лес валить или разговоры разговаривать? Вот и радуюсь. - Он оглянулся на дверь и потер руки. На каждом пальце был вытатуирован перстень, тыльную сторону ладони украшало традиционно восходящее солнце и надпись 'Север'.
- А о чем собрался разговаривать?
- Об чем спросите. У кого карты есть, кто чифир варит, кто пику имеет. Что вам интересно, про то и расскажу. А могу и написать, почерк у меня хороший, разборчивый.
Батняцкий замолчал, присматриваясь к собеседнику, и понимающе покивал головой.
- Сразу не распознал, хотя почуял: что-то не так. У наших рожи красные, загрубелые, глаза от ветра со снегом воспаленные... А вы издалече, никак из самой Москвы? Чифир вас, стало быть, не интересует... Ну да я про все в курсе, давно сижу, могу, если надо, и про начальство наше как бдят они, как службу несут. Вы по званию кто будете?
- Я из Тиходонского уголовного розыска, майор Сизов.
Батняцкий дернулся как от удара.
- На понт? А книжку свою красную покажешь? Сизов извлек удостоверение, раскрыл, не выпуская из рук, протянул осужденному. Батняцкий приподнялся с места, долго вчитывался, потом плюхнулся на стул. Глаза его беспокойно бегали.
- Настоящее? - Видно было, что он брякнул первое, что пришло в голову, стараясь выиграть время.
- Я вижу, парень, ты совсем плохой. - Сизов спрятал документ. - Чего задергался? Привидение увидел?
Батняцкий почесал в затылке.
- Можно считать и так. Вчера про Сизова разговор с Изобретателем вели, а сегодня он на голову свалился. Самолично, через семь тысяч верст.
- А чего про меня говорить? Я же не председатель комиссии по помилованию.
- Болтали про сыскарей да следователей, он тебя и вспомнил. Механическая собака, говорит.
Сизов усмехнулся.
- Ну-ну. Любить ему меня не за что, да вроде и не обижался.
- Да вы не так поняли! - торопливо заговорил Батняцкий. - Он по-хорошему! В одной книжке вычитал: была механическая собака, ей запах человеческий дадут, пускают, и амба! - неделю рыщет, месяц, год, через реки, через горы, никуда от нее не денешься!
- Интересно. И где люди такие книжки находят?
- Да он штук сто прочел! - с гордостью сказал осужденный. - Знаете, как у парня котелок варит?
- Знаю. Только жаль - в одну сторону: сберкассы, сейфы.
Сизов выдержал паузу, внимательно глядя на Батняцкого.
- У тебя тоже неплохо сработало, как мне зубы заговорить да испуг спрятать. А у самого шестеренки крутятся - зачем по мою душу прибыл опер из Тиходонска?
Батняцкий пожал плечами.
- Да мне какое дело - откуда. И чего гадать, сами скажете.
- Чифир меня не интересует, да и другие тухлые твои истории. Это ты от небольшого ума: дескать, покантуюсь от работы, сдам оперу туфту всякую да еще посмеюсь над ним с дружками-приятелями. - В голосе оперативника лязгнул металл.
Батняцкий заерзал на стуле.
- Я ж сначала не врубился... Думал, кабинетный фофан с какой-то проверкой приехал. - Он изобразил смущение, но получилось довольно ненатурально.
- Ну теперь мы с тобой познакомились, и расскажи мне по порядку, да без финтов всяких, свое дело, - четко сказал майор, в упор глядя на Батняцкого. Тот отвернулся к окну.
- Эка вдруг... Полсрока отмотал, уже и забыл, за что сижу.
- Убийства не забываются. По ночам мучают, спать не дают, иной раз с ума сводят. А у тебя легко как- то - раз и забыл!
- Не убийство, а тяжкое ранение. Тут две большие разницы. Я ж не виноват, что он помер! - Батняцкий сел вполоборота и смотрел прямо перед собой.
- А кто виноват?
