— Поеду.
Сбор небольшой: человек 10-15. Из «основных» — только Обезьяна.
— А где твои остальные? — спрашивает его Вэк.
— Так, бухают. Говорят, хули нам за дело до вся ких уродов, это тебе не сбор за район. Пусть молодые едут.
— А ты зачем тогда едешь?
— А я музыку люблю, — он ржет.
Доезжаем до Первомайского проспекта, выходим. Возле ДК текстильщиков толпился народ, много волосатых, с серьгами и заклепками. Бегают какие-то «пилы» с табличками спереди, на которых написано «Оргкомитет фестиваля». Стоит и ментовский «бобик» и человек пять ментов возле него. Обезьяна подходит к ментам:
— Товарищ старший лейтенант! Что же это такое делается? Посредине города ходит всякий буржуазный элемент, а наша милиция даже его не арестовывает?
Ментовский старлей смотрит на него, потом на неформалов.
— Официальное мероприятие, райком комсомола проводит. Значит, так надо. Так что, смотрите, чтоб здесь никакого беспорядка не было. — Он останавливается, еще раз смотрит на неформалов. — Но если где-нибудь там, подальше, — он показывает на парк, — кто-нибудь из этих получит по жопе, то, может, оно и к лучшему. Но чтоб на подходах к ДК все было тихо. Ты меня понял?
— Понял.
Обезьяна возвращается к нам:
— Пошли пока погуляем. Все-таки козлы эти менты. Как самим повязать этих пидарасов — ссут, а если мы их отпиздим, то пожалуйста.
Мы гуляем по центру, потом идем жрать мороженое в «Пингвин». Там сидят много пацанов с бабами — пришли на стрелку, — и мы долго ищем свободный столик, потом придвигаем к нему еще один, сидим до закрытия, травим анекдоты.
Когда выходим на улицу, уже темно. Возле ДК все еще стоят менты, а народу почти нет. Слышна музыка. Мы становимся в стороне. Потом у них начинается какой-то перерыв, и народ вываливает на улицу покурить. Несколько пацанов прут к остановке. Мы — за ними.
— Э, подожди, — говорит Вэк пацану, который идет последним. У него длинные волосы, как у нашего Неформала. Пацан останавливается.
— Ну, вы с ним поговорите, а мы остальных догоним! — кричит Обезьяна. Мы с Вэком хватаем его за куртку.
— У меня нет денег, — говорит пацан.
— Хули нам твои деньги. — Вэк рассматривает пацана. Он весь потный. — Чего ты такой мокрый?
— Так, на концерте был.
— А что за концерт такой?
— Ну, рок-фестиваль.
— А ты что там, прыгал, дергался?
— Ну да.
— А на хуя ты там прыгал, дергался?
— Ну…
Вэк бьет ему в нос, пацан падает.
— Хочешь с ним разобраться? — спрашивает он меня.
— Давай.
— Ладно, а я побегу туда, к нашим.
Впереди слышны крики. Наверное, там уже идет мочилово. Вэк бежит на крики, а пацан поднимается и готовится броситься на меня. Он смотрит на меня с ненавистью и злобой, хоть он ниже меня и по виду дохлый. Я торможу на секунду, и он бьет меня ногой по яйцам, а когда я приседаю — еще раз, в нос.
— Вот тебе, блядь, уебок ебучий, — он убегает, но я успеваю рукой схватить его за ногу, и пацан падает. Ему пиздец. Я чувствую, как ненавижу его и могу прямо сейчас, на хуй, убить. Я крепко ухватил его за ногу и не отпускаю. Он махает второй ногой, но не попадает в меня, а я поднимаюсь и готовлюсь с ним разобраться. Сначала бью ему по ребрам ногой и тут же по яйцам. Он вопит и падает на спину. Я начинаю молотить его кулаками по морде, стараясь сломать нос. Постепенно злость проходит, я бью его еще несколько раз в живот, поднимаюсь и ухожу. Обернувшись, вижу, что пацан поднимается с земли — мало, видно, насовал ему.
На следующий день, на «Основах», Синицкая говорит:
— А знаете ли вы, ребята, что вчера к нам в город приезжали криминально-фашистские элементы?
— Да, знаем, — говорит Кузнецова.
— Ну так вот, наши ребята им дали, что называется, и в хвост и в гриву, и правильно сделали, потому что нам такие здесь не нужны. Это чистый продукт буржуазной пропаганды, откуда такие только берутся?
— От верблюда, — негромко говорит Бык.
