воевать не побоялся бы, если на фронте. А здесь как? Вроде бы свои, а хуже врагов...'
Елька замолчал и задышал, как после частого бега. Его острое плечо еще сильнее уперлось Мите под мышку. Митя не знал, что сказать, и спросил:
-- А как его звали?
-- Не знаю. Он не назвался. Объяснил, что, если имя неизвестно, то труднее проболтаться. Говорит: 'Зови меня 'Домовой', а я буду звать тебя 'Братишка'. Потому что, -- говорит, -- я всегда хотел, чтобы у меня был маленький брат, а не было никого...'
-- А потом что?
-- Мы с ним несколько дней встречались. Я еду приносил, разговаривали... Он рассказывал, как маленький был, как в индейцев играли. Один раз даже сказку рассказал. Про маленького принца, который подружился с лисом... А потом нога у него вылечилась и пришло время уходить.
-- Куда уходить-то?
-- Он точно не сказал. Говорит: 'Мне бы добраться до станции Остаткино, а там пересесть на поезд в сторону Северо-Посадска. По пути к нему, в одном городке, -- говорит, -- есть у меня школьный друг, а его родители далеко у моря живут. Может доберусь до них, устроюсь на рыбацкий пароход -- и в дальние края...'
-- Без документов-то?
-- Ну, я не знаю. Он так говорил. И еще: 'Конечно, скажут, что это измена родине, только я ей ни чуточки не изменял и воевать за нее буду изо всех сил, если придется, а против нее никогда не буду... А ты что про меня думаешь, Братишка?' А я думал, что мне его жалко...
-- И взял дома деньги ему на дорогу?
-- Ну да. А еще нашел в нашей кладовке старый ватник и рваные отцовские штаны. Потому что как бы он поехал в своем камуфляже? Сразу поймают. А в фуфайке и старых штанах -- он все равно что вокзальный бомж. Он ведь зарос весь, бритвы-то не было... Мить, я ведь даже не знаю, какое у него лицо на самом деле, из-за этой бороды. Помню только, что глаза синие и худой такой... И голос не взрослый, а почти как у пацана... Он вещи и деньги взял, за руки меня подержал и говорит: 'Скажи мне свой адрес. Может, когда-нибудь в жизни встретимся... А сюда, -говорит, -- больше не приходи, ночью я уйду'. Я всю ночь ревел потихньку, а утром все же пришел. Но никого там уже не было...
И замолчал Елька надолго. И сидели так они рядом. А пласты воздуха все шевелились вокруг -- мягкие, с запахом созревших трав, остывающего асфальта и бензина.
Громко затрещал кузнечик. Митя удивился. Раньше он никогда не слышал ночных кузнечиков, даже в деревне. Кузнечик будто разбудил электричку. Она вскрикнула и промчалась за дальними тополями.
Звезды смутно высвечивали узкую громаду 'Белого дома', едва различимую. В ней неярко горело лишь одно высокое окошко (наверно, там сидел дежурный).
Елька шевельнулся. Митя сказал:
-- У меня на ближней почте есть знакомая женщина, я к ней всегда бегаю покупать газеты. Завтра утром попрошу обменять твои деньги. Давай их сюда.
-- Они ведь дома. Я принесу завтра пораньше. Ладно?
-- Ладно. Я живу на пятом этаже.
-- Лучше я подожду тебя внизу, на лавочке.
-- Ну, как хочешь... Ровно в девять.
-- Ага...
Обратный путь показался коротким и нетрудным. На краю Митиного двора Елька шепнул: 'Завтра в девять' и ускользнул в темноту. А Митя помчался в подъезд, нащупывая в кармане ключи.
Напрасно нащупывал. Родители были дома. И 'ну, началось!'
4
-- Где? ты? болтался?!
-- Я откуда знал, что вы вернетесь так рано? Обычно приходите среди ночи...
-- Это -- рано?! Посмотри на часы! Мы ждем тебя уже целый час! Я поседела за это время!
-- И вовсе не заметно...
-- А ты хотел, чтобы стало заметно?! Где? ты? был?!
-- Да совсем рядом! Разговаривал с одним мальчишкой. У него... семейные проблемы, он просил совета.
-- Знаю я этих мальчишек! И их проблемы! Они кончаются милицией!
-- Господи, да это же Елька! Ну, с которым мы продавали картошку. Ему десять лет!
Мама сказала, что читала про шайку второклассников-рэкетиров, где главарю было девять.
-- Но он же не шайка, а один-одинешенек!
-- Откуда мы знаем? Сперва один, потом дружки, у которых сигареты и клей 'Момент'! А там, глядишь, и п о с а д я т н а и г л у...
-- Да. Тем самым местом. И я буду вертеться на ней, как компасная стрелка. Были в древнем Китае такие магнитные фигурки: сидит задом на острие и рукой показывает на юг.
Папа сказал, что упомянутое место пострадает у Мити еще до иглы.
-- Рита, будь добра, принеси из шкафа мой коричневый ремень.
-- Охотно, -- сказала мама. И принесла.
Митя тем временем нацелился за шкаф. Между стеной и книжным шкафом был узкий промежуток, в котором торчала батарея. Втиснешься с размаха туда, на батарею, -- и прекрасное убежище. Но папа успел придвинуть к этой щели стул. Уселся.
-- На сей раз не выйдет, голубчик.
Митя стремительно лег и змейкой ушел под тахту (хорошо, что ножки высокие). Зафыркал от пыли.
-- Вылезай немедленно! -- приказала мама.
-- Я, по-вашему, кто? Идиот?
-- Ты -- трус, -- сказал папа.
-- Я здравомыслящий человек. Подожду, когда ты успокоишься.
-- Ладно, вылезай. Наглотаешься микробов, там не мыто с прошлого года.
-- Как это 'с прошлого года'?! -- взвинтилась мама.
-- А гарантия безопасности? -- спросил Митя.
-- Никаких гарантий... Убирайся оттуда, кому говорят!
Митя выбрался на свет.
-- Так и быть... А ты, папа, пожалей себя. Подумай, вдруг в самом деле огреешь нечаянно. И тогда -- что?
-- Что?
-- Будешь терзаться неделю.
-- С какой стати?
-- Но ты же интеллигент в третьем поколении.
-- В четвертом, между прочим...
-- Тогда две недели.
Мама сказала. Что на папе род интеллигентов Зайцевых и закончится. Потому что сын их катится в пропасть беспутства и безделья.
-- Безделья?! А кто сегодня картошку продал?!
-- Этим подвигом ты будешь гордится до старости! К тому же, ты сам уверял, что главная заслуга здесь не твоя, а этого... Ельки. Кстати, что за странное имя?
-- Почему странное? Может, Елисей, а может... Елизар. Или просто кличка такая.
-- У порядочных мальчиков не бывает кличек.
-- А почему меня в той школе звали Косым? Два года подряд 'Косой' да 'Косой'!
Его и правда так звали. Из-за фамилии. Известно, что зайцы -- косые.
-- А кто сказал, что ты порядочный, -- хмыкнул папа. -- Кстати, порядочные люди не забывают выключать компьютеры, даже убегая из дома сломя голову.
-- Я же думал, что на минутку! Файл-то я сохранил.
-- И напрасно. Больше ты к компьютеру не сунешься, -- пообещала мама.
Митя устало подышал. Угроза была пустая. Да и повесть, которую он так удачно начал, казалась теперь
