несерьезной. По сравнению с Елькиной историей.
Мама будто услыхала его мысли.
-- А что за проблемы у твоего Елизара-Елисея?
-- Примерно как у меня, -- выкрутился Митя (не излагать же про дезертира и кражу). -- Папаша лупит его чем попадя и вообще всячески идевается.
-- Это когда я тебя лупил чем попадя?! -- тонким от обиды голосом возопил Зайцев-старший. -- Я тебя вообще... хоть раз... хоть когда...
-- Конечно, нет, -- успокоил Митя. -- Иначе я сразу написал бы возмущенную статью в ваш 'Физический-металлический бюллетень'. 'Физические методы воспитания интеллигента в пятом поколении'.
-- Трепло, -- сказала мама. -- Немедленно марш спать!
Митя лег. Потому что вдруг очень устал и вновь заболели ссадины. Митя закрыл глаза, и опять зажглись над ним мохнатые звезды. И в бок ему будто снова уперлось маленькое острое плечо. Эх ты, Елька...
Стране грозит гибель
1
Допрос продолжался больше часа. Митя устал стоять. И разозлился: сами-то сидят! Была бы здесь Лидия Константиновна, тогда, может, разговор шел бы иначе. А сейчас кому что он объяснит?
Он сказал темному, с неразличимыми лицами педсовету:
-- Я же знаю, почему вы обвиняете именно меня. Потому что я чужой. Про такого легко сказать: он не наш, он только полгода назад пришел, мы за него не отвечаем. А наши все хорошие...
-- Фу, как неправильно ты, Дима. Рассуждаешь, -- ненатурально обиделась 'англичанка'.
-- Да не Дима я а Митя...
-- Все равно ты совершенно неправ!
-- А почему же? -- возразила Кира Евгеньевна. -- В словах Зайцева есть логика. Действительно, трудно предположить, чтобы кто-то из тех, кто обучаются у нас с первого класса, совершили подобное.
Будто на прошлой неделе не поймали двоих девятиклассников с 'дозами' в карманах! Или они тоже 'не с первого'?
-- Можно, я пойду домой? -- сказал Митя.
-- Что-о? -- выдохнул педсовет. Не все, но несколько ртов.
-- А чего... Три часа уже. Я есть хочу.
-- Мы т о ж е хотим есть, -- с расстановкой сообщила завуч Галина Валерьевна. -- И однако сидим здесь. По твоей милости.
-- Вы -- не по моей. Вы сами. Вы взрослые. Что хотите, то и делаете. А учеников нельзя морить голодом. Это раньше в старых гимназиях так наказывали: без обеда. А сейчас закон это запрещает.
-- Какое глубокое знание законов! -- Кира Евгеньевна, кажется, начала всерьез раздражаться. -- А известно ли тебе, ч т о закон обещает за подобные шуточки с телефоном? Это пахнет спецшколой! Стоит обратиться в милицию, и...
-- Ну так обращайтесь скорей! Я кушать хочу... -- Митя опять ощутил тайное злорадство. Но усталости было больше.
Кира Евгеньевна сказала официальным голосом:
-- Максим Даниилович, проводите семиклассника Зайцева в столовую. И проследите, чтобы он пообедал как следует. Ему понадобятся силы для дальнейшей беседы. А мы пока позвоним куда следует.
Митя украдкой обменялся взглядами с Жаннет: 'Может, и ты пойдешь?' -'Нет, мне нельзя'.
-- Пойдем, семиклассник Зайцев , -- с готовностью согласился князь Даниил.
В коридоре Митя спросил:
-- Боитесь, что сбегу?
-- Ничуть. Просто я, выражаясь твоими словами, тоже 'кушать хочу'.
Они спустились с третьего этажа на второй, длинным застекленным переходом добрались до столовой.
'Почему здесь всегда пахнет кислой капустой? Неужели в Царскосельском лицее воняло так же?'
Митя соврал педсовету. Есть не хотелось. Да и нечего было, остались только самые несъедобные блюда. Раздатчица тетя Фая, ворча, дала ему полтарелки горохового супа, рыбную котлету с пюре и компот.
Митя ушел с подносом к столу. Сюда же пришел и географ, хотя в столовой было пусто. Принес такую же котлету и кисель.
-- Знаю, о чем ты подумал. 'Даже здесь он не хочет оставить меня в покое'.
-- Правильно, -- сказал Митя. Понюхал и отодвинул суп. Посмотрел на котлету и тоже отодвинул -- на край тарелки. Начал нехотя цеплять вилкой пюре.
-- А ты держишься молодцом, -- заметил Максим Даниилович.
-- Как же мне еще держаться, если не виноват?
-- А вот здесь ты заблуждаешься...
-- В чем? Что не виноват?
-- В том, что придаешь этому факту значение. Какая разница: виноват или нет?
-- Как это? -- первый раз по-настоящему растерялся Митя. Уронил с вилки пюре на брюки.
Молодой доброжелательный географ, которого любили ученики (и главное -- ученицы), объяснил почти ласково:
-- Пойми: с одной стороны -- ты, с другой -- весь школьный механизм. Это с и с т е м а. Системе сейчас безразлично, виноват т ы или кто-то иной. Для администрации главное -- что? Найти виноватого поскорее. Чтобы спустить дело на тормозах, дать тебе выговор и отчитаться в районо, что вопрос исчерпан. Чтобы высокое начальство не сделало крупных выводов. А то, глядишь, и зарплату начнем получать через пень- колоду, после самых заштатных школ. Кому это надо?.. И, кстати, ты правильно говоришь: 'Вы меня обвиняете, потому что я тут недавно'. В самом деле, ты удобная фигура. И никуда не денешься.
-- Но если я правда не виноват!
-- Я понимаю тебя... Но ты виноват в другом. Ты пытаешься противостоять системе. А это бессмысленно. И она этого не прощает... Ты, наверно, слышал про репрессии в тридцатых годах?
-- Ну...
-- Думаешь, все эти следователи, судьи в трибуналах и тройках и прочие деятели НКВД не понимали, что приговаривают невиновных? Прекрасно понимали. Но они действовали внутри тогдашней системы. Какой именно -другой вопрос. Кстати, любая система лучше всеобщего разброда и анархии, но это отдельный разговор... Тогдашняя система диктовала именно такое поведение. И вот что интересно: понимали это и обвиняемые. И тоже вели себя соответственно. Недаром тысячами признавались в том, чего никогда не делали...
-- Вы хотите, чтобы опять стало так же? -- тихо спросил Митя. Его прадед, инженер Федор Федорович Зайцев (интеллигент во втором поколении) в тридцать девятом году сгинул на Колыме. Осталась фотокарточка, где он держит на руках мальчика в матроске и бескозырке с надписью 'Красин' -Митиного дедушку.
-- Я ничего не хочу, милый ты мой, -- проникновенно объяснил Максим Даниилович. -- Пойми только: времена те ушли не совсем...
-- На моего прадедушку написал донос товарищ по работе, -- сумрачно вспомнил Митя. -- Интересно, какой гад наклепал на меня?
-- Едва ли ты это когда-нибудь узнаешь. Системе это не интересно, ей важен результат. А логичнее всего тебе было бы сказать: 'Ладно, наплевать, я признаюсь. Для общей стабильности лицейского бытия.
-- А как же справедливость?
-- Справедливость -- это понятие из житейской логики. А есть еще логика политическая. Они разные по своей природе. Обе правильные, но разные. Как эвклидова и неэвклидова геометрии. Слышал про такую, про неэвклидову? Это когда искривляются пространства...
Митя подумал. Постарался подобрать точные слова (все таки лицеист из класса 'Л' -- литературного).
-- Пространства пусть искривляются. А справедливость искривляться не должна.
...И нечего
