М а й о р о в. Ты знаешь.
М а р и н а. И ты никого не любил после меня?
М а й о р о в. Любил? Нет. Никого.
М а р и н а. Мой дорогой! (Она обнимает его и крепко целует.)
Майоров подхватил ее на руки и легко поднял в воздух.
Зазвонил телефон. Марина выскользнула из рук
Майорова, отскочила, поправляя волосы.
М а й о р о в (взял трубку). Да. Это ты, Андрей? Нет, его нет... Марина здесь... Что?.. Очень хорошо. (Кладет трубку.)
М а р и н а. Он сейчас сюда придет?
М а й о р о в. Да.
М а р и н а (подходит к Майорову и кладет ему руки на плечи). Сашка! Скажи мне, только честно. Когда Андрей, в институтские времена, откровенничал с тобой, он не сказал тебе... Словом, он говорил тебе, что мы с ним... что я уже его жена?
М а й о р о в. Нет. Не говорил. Все равно - я знал.
М а р и н а. Ты не мог знать.
М а й о р о в. Я знал, что он не договаривает. Но для меня было ясно.
М а р и н а (задумалась, ее лицо стало жестким). Да, это Андрей. Он всегда полулжет.
М а й о р о в. Ну, будь справедливой. Я бы его не уважал, если б он проболтался. В чем ты видишь ложь?
М а р и н а. Он тебя обманул, не сказав ни слова лжи. За три года в институте он меня поцеловал один раз. А ты... Ох, теперь я понимаю. Нет, нет, не будем ворошить старье. Сашка! (Прижалась к нему.) Ты чудная, нелепая зверюга. Такой суровый, прожженный разведчик - и наивный, как девочка. Я хочу, чтоб ты сегодня повез меня в степь. Слышишь? И мы будем вместе до самого утра.
М а й о р о в. Вместе? В степь?
М а р и н а (быстро). Ну да. Может быть, завтра я буду жалеть, но сегодня меня тянет созорничать.
М а й о р о в. Это невозможно, Маринка.
М а р и н а. Ты не хочешь?
М а й о р о в. Я должен работать всю ночь. Завтра я уезжаю. И потом вообще невозможно.
М а р и н а (вздрогнула). Да, конечно, это дикость. Я говорю глупости. Все-таки мне обидно, что ты так благоразумен. Хочешь, я приеду к тебе в Баку? Ага! Ты рад?
М а й о р о в (радостно растерянный). Но... ты решила? Ты уверена, что сможешь?
М а р и н а (шепотом). Я постараюсь. (Пауза.) Почему ты стал такой мрачный?
М а й о р о в (он действительно потемнел). Видишь ли... Боюсь, что я все-таки не смогу обмануть Андрея. Нет, даже не то. Пожалуй, я бы смог. Понимаешь, я, кажется, слишком сильно тебя люблю, чтоб теперь завести с тобой интрижку.
М а р и н а. Понимаю. Я напрасно унижалась. Ты просто трус. (Пытается его оттолкнуть.)
М а й о р о в (вспыхнул). Трус? Хорошо. Ты слышишь на улице шаги? Это идет Андрей. Сейчас он войдет. Не вырывайся, я тебя никуда не пущу, пока не откроется дверь. Нам придется объясниться и порешить все разом. Так лучше. Мы товарищи и сумеем поговорить, не наворотив грязи. Андрею будет тяжело, но он поймет. Хочешь так?
М а р и н а (испуганно). Ты с ума сошел! Пусти немедленно! Сию минуту, слышишь? Я требую...
М а й о р о в (несколько секунд смотрит ей в глаза и потом сразу отпускает руки). Я пошутил. Конечно, я бы этого не сделал.
М а р и н а (пытается улыбнуться). Нельзя же быть таким отчаянным.
М а й о р о в. Да? (С горечью.) Если б ты видела, какие у тебя сейчас были злые глаза.
Вошел Гетманов.
Хорошо, что ты зашел, Андрей. Есть вопрос, который мы должны разрешить втроем.
Г е т м а н о в. Втроем?
М а й о р о в. Именно. Я хочу сказать - вместе с геологом.
М а р и н а. Я ухожу. Ты надолго, Андрей?
Г е т м а н о в. Не знаю. Ложись спать - у тебя зеленое лицо.
М а р и н а. Да. Я очень устала. (Уходит.)
Г е т м а н о в. Я захватил с собой нашу докладную записку. Ты можешь уделить мне несколько минут?
М а й о р о в. Ага! Наконец. (Перелистывает.) Постой! Чья это подпись?
Г е т м а н о в. Где?
М а й о р о в. Вот, вторая. Какой-то древнеиранский иероглиф.
Г е т м а н о в. А! Это - Рустамбейли. Ему временно поручен геологический надзор.
М а й о р о в. Обожди... А куда девался Морис?
Г е т м а н о в (помолчав). Морис у нас больше не работает.
М а й о р о в. Здравствуйте! Как так - не работает?
Г е т м а н о в. Сегодня утром он подал заявление об уходе.
М а й о р о в. Ты не имел права его отпустить.
Г е т м а н о в. Я не имел права задерживать его ни минуты. Морис очень больной человек. Если он продолжал работать, на то была его добрая воля.
М а й о р о в. Пусть возьмет обратно свое заявление. Корми его сливками и черной икрой, зимой мы пошлем его лечиться. А сейчас он нужен.
Г е т м а н о в. Ты меня ставишь в очень трудное положение. Я сам рассчитывал удержать его, несмотря на то, что последнее время он способен вывести из терпения ангела. Но после того, как он позволил себе... Тебе говорила Марина?
М а й о р о в. Да.
Г е т м а н о в. Ты бы послушал. Он назвал меня негодяем, шантажистом и грозил разоблачить перед всем светом. Черт знает что! У меня нет ни малейшего желания сводить личные счеты, но как-то оградить себя от подобного рода наскоков я обязан.
М а й о р о в. Очень странная история. Нет, ты прав. Морис должен взять свои слова обратно и извиниться. Он так и сделает.
Г е т м а н о в. Хорошо. У него есть время до десяти часов утра. В пять минут одиннадцатого будет вывешен приказ. Но должен тебя откровенно предупредить - ты не знаешь его характера. Морис упрям как бык.
М а й о р о в. Ничего. Это я беру на себя.
Г е т м а н о в. Как знаешь. (Пауза.) Послушай, Саша. Нам надо поговорить вполне откровенно.
М а й о р о в. По-моему, это единственный метод разговора, который чего-нибудь стоит. Слушаю.
Г е т м а н о в. Я считаю разведку безнадежной. (Пауза.) Думаю, это ясно не мне одному, но и кое-кому в тресте. Если у Мориса нет необходимого мужества признать свою ошибку, то моя прямая обязанность заговорить об этом открыто. Ты что-то хотел сказать?
М а й о р о в. Нет. Я слушаю.
Г е т м а н о в. Подумай и рассуди сам. Четвертый номер стоил около двух миллионов рублей и оказался трупом. Теперь через несколько дней будет закончена 'Сара'. Я положил на нее много труда, еще больше нервов, но судьба ее предрешена. Когда я припер Мориса к стенке, ему пришлось сознаться, что на проектной глубине мы нефти не получим. А теперь, так сказать, неофициальная сторона. Сегодня ты сказал, что если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь... Только пойми меня правильно. Мне очень неловко, что я с места в карьер начинаю эксплуатировать твое обещание, но...
М а й о р о в. Ладно. Не занимайся пустяками. Я затем и приехал, чтоб тебе помочь.
Г е т м а н о в. Я тебе очень благодарен, тем более что мне в самом деле нелегко. Я отлично понимаю, что меня запихнули в эту окаянную дыру не случайно. Есть люди, которым мало убрать меня с промысла, где я намозолил им глаза. Им хотелось бы добить меня до конца, да так, чтоб я лег и не встал. К счастью, это не так просто. Моя работа отмечена в печати. 'Сара' держит переходящее знамя. И если мои усилия идут прахом, я в этом нисколько не виноват.
