— Почти ничего. Но мне тут пришлось говорить о политике с одним из наших друзей и он назвал ее имя. Он работал с ней одно время.
— Цинтия теперь вся в политике, — улыбнулся Дисой.
— А с кем ты разговаривала?
— С Бертом Рииз.
— Поговори с ним, может, он знает еще кого-то, кто был знаком с Салли.
— Конечно, но если это только политика, то Цинтия…
— Это не политика. Просто я хочу проследить ее успехи на сцене и в жизни. Она вышла замуж за Сима, когда он только начинал карьеру. Поищи кого-нибудь, кто знал бы ее с тех времен. Это возможно?
— Конечно. Кошечки всегда поддерживают друг друга. Это традиция. Я покопаюсь в этом.
— Сколько времени это займет?
— Да завтра что-нибудь найду. Где мы встретимся?
— В моей конторе. Я снова в системе. Или найдешь меня в «Голубом кролике».
Он мигнул мне. Он любил нашу жизнь, но Цинтия держала его в руках.
Лев всегда слушает львицу.
Человек Рикрби посмотрел на меня как-то странно, снял пост и исчез. Тогда я поднялся наверх. Я слышал ее голосок, поднимаясь по ступенькам. Она щебетала без умолку. У нее был чудесный голос, но пела она что-то странное — протяжное и чужое. И пение доносилось не из той комнаты, где я оставил ее, а откуда-то сверху.
Я рывком перемахнул через последние ступеньки и замер в начале коридора, держа 45-й наготове и недоумевая, что происходит с ее голосом, в нем слилось все: страх, ненависть, изумление и — никакой надежды.
Когда я медленно приоткрыл дверь, то увидел, что она стоит лицом к стене, а голос звенит и переливается в гулкой пустой комнате. Руки опущены вдоль тела, золотые локоны на нежной шее. Я сказал:
— Сью…
Она медленно, словно в забытьи, скользнула по мне взглядом и, сделав прыжок, как в балете, оказалась рядом. По-моему, она только теперь узнала меня. Ее голос, который дрожал на немыслимой ноте, вдруг оборвался.
— Что ты здесь делаешь?
— Здесь пусто.
— Тебе так больше нравится?
Она спрятала руки за спиной.
— Мебель смотрит на тебя. Она ждет людей. Я не хочу ждать людей.
— Почему, Сью?
— Они убивают.
— Тебя когда-нибудь кто-нибудь обижал?
— Ты знаешь, то есть, вы…
— Я знаю, что тебя до сих пор никто не обижал.
— Они убили мою маму.
— Этого ты не знаешь.
— Нет, знаю! Змея убила ее!
— Что, что?
— Змея.
— Твоя мама умерла от другого. Она была больной. На этот раз она старательно замотала головой.
— Я вспоминаю. Она боялась змеи. Она сказала мне, что это была змея.
— Ты тогда была очень маленькой.
— Нет!
— Пойдем вниз, цыпленок, надо поговорить.
— Ну хорошо. Я могу залезать сюда, когда мне вздумается?
— Конечно. Только не выходи на улицу.
Эти карие, огромные глаза вновь потемнели от ужаса.
— Вы знаете, что кто-то снова хочет меня убить?
— Не стану тебе врать. Конечно. Может, это сделает тебя осторожнее. Кто-то за тобой охотится. Я еще ничего не знаю, но ты обещала слушаться меня, верно?
— Верно, Майкл.
Я подождал, пока она допьет кофе, а потом выдал свою идею.
— Сью… — Она посмотрела на меня и детским чутьем угадала, что я хочу сказать. — Не хочешь вернуться домой?
— Я никуда не поеду.
— Ты хочешь, чтобы я выяснил, что происходит, верно? Она кивнула.
— Ты поможешь мне, если сделаешь то, о чем я прошу.
— Что это изменит?
— У тебя большие ушки, котенок. Я — старый солдат, который знает свое дело, и не стоит играть со мной дурочку. Кто-то хочет покончить с тобой и если мне удастся узнать, кто, а тебя попридержать в надежном месте…
Она улыбнулась ничего не значащей улыбкой.
— Опять он хочет убить меня.
— Если он и хочет, то сейчас ничего сделать не сможет, слишком много глаз следят за тобой.
— А твои, Майкл?
Я улыбнулся.
— Да я их отвести не могу, Сью. Твой отчим заплатил мне пять тысяч, чтобы уладить это дело. Я чувствую, что тут нечисто. Крупная игра.
— Ты уверен, Майкл?
— На этом свете ни в чем нельзя быть уверенным. Ты вернешься?
— Если ты этого хочешь.
— Да, хочу.
— Я еще увижу тебя? — Эти большие карие глаза стали еще больше.
— Конечно. Но что парень, такой, как я, станет делать с девочкой, как ты?
Ее губы раздвинулись в улыбке.
— Мы найдем, чем заняться.
Сима Торренса не было. Но Джеральдина прислала за ней машину. Я посадил Сью, подождал, пока она отъехала, и пошел обратно в контору.
Я вышел на восьмом этаже и заметил парня, наклонившегося к кнопкам на доске, спиной ко мне. И если бы до меня вдруг не дошло, что его поза как-то необычна, чтобы быть нормальной и что, возможно, ему плохо, я бы не обернулся и умер бы, упав лицом на мраморный пол холла. Я только вскользь заметил это перекошенное лицо и тотчас отшатнулся к стене, стараясь выхватить 45-й, когда его оружие дважды выстрелило, и оба выстрела отрикошетили о стенку у моего!
Когда я выхватил 45-й, было слишком поздно. Он отступил в кабину лифта, из которой я только что вышел, и двери захлопнулись. Лифт был скоростной. Я стряхнул штукатурку с лица и тут же из дверей высунулась чья-то голова.
— В чем дело, эй?
— Черт побери, если я знаю. Похоже, что-то в лифте.
— Всегда у них лифт не в порядке, — сказала голова меланхолически, и дверь закрылась.
Я позвонил Пату и рассказал, что произошло. Он довольно заржал.
— Тебе все еще везет, Майкл.
