– Достали, – легко согласилась Айне. – Но вместо того, чтобы всадить его в печень, едва-едва бок располосовали…
– Ты сильно рисковала, – негромко произнес Максимилиан, за все время разговора так и не слезший с подоконника. Нас в комнате было всего четверо, включая саму Айне – князь разогнал всех посетителей, запретив им даже на порог ступать по меньшей мере до завтрашнего утра. – Что же заставило тебя изменить главному принципу пророков – «не вмешиваться лично»?
Айне помрачнела и откинулась на подушки. Взгляд ее стал тяжелым и темным.
Ветер за окном шелестел осиновыми листьями-монетками, почти неразличимыми в густом вечернем сумраке. И – ни одного городского звука. Не хлопали двери, не работал телевизор, не гудели в пробках машины…
Как будто мы оказались посреди глухого леса.
– Я устала от беспомощности, – произнесла Айне наконец, прикрывая глаза. – Устала выбирать. Устала двигать шахматные фигурки, раздумывая, кем бы пожертвовать для общего блага. Это не дело человека – решать такие вещи. Люди должны сражаться сами! – она повернула голову, и из-под ресниц полыхнуло янтарным сиянием.
Князь неожиданно усмехнулся:
– Ого! Сколько страсти. Не думал, что в тебе прячется такой огонь. Ты мне казалась… Остывающим пеплом, что ли? – задумчиво протянул он. – Вроде еще и теплый, но обжечься нельзя.
Айне ответила ему безмятежной улыбкой – такой же, какая бывала у нее в моих снах об эфемерате девяти отражений.
– Так же ошиблись и в Ордене. Они, наверное, забыли, что если разгрести в стороны пепел, то можно найти раскаленные угли… А для пожара хватит и одного уголька, если знать, куда и когда его подкинуть.
– А ты знала? – понимающе хмыкнул князь.
Айне неопределенно пожала плечами.
Но, думаю, это было кокетство. Уж она-то знала столько, что смогла бы раздуть пожар и из одной- единственной искры, похороненной под слоем пепла.
Глава 50. Та, что прядет паутину
Красный цвет имеет множество оттенков и символических значений. Это и огонь – жгучая энергия, жизнь, жадность, страсть. И кровь – отчаяние, ярость, смерть. И начало, перемены – алая заря, и багровые закаты – угасание, увядание. У некоторых народов красный – цвет траура, у других же – наряда невесты. Алое безумие, алый соблазн… Для кого-то – символ смелости и стиля, для кого-то – дешевый и вульгарный способ заявить о себе.
У меня никакого предубеждения к красному цвету не было. Я даже любила его – в маковых полях, в букетах тюльпанов и в назойливом шелесте листьев по осени.
Но в том, что на наш маленький военный совет после выходки Айне мы собрались на веранде, спрятавшейся среди заалевших осин, мне почудился тревожный знак.
В группе не хватало пока только Шинтара, которого ожидали со дня на день. Зато остальных пророчице даже звать не пришлось – достаточно оказалось обронить за ужином, что утром она не прочь будет объяснить подоплеку событий в Приграничном. И уже к девяти часам – несусветная рань по меркам некоторых из нас – на веранде яблоку негде было упасть. Заявился даже Ками, которого, в общем-то, никто не приглашал, но и выгнать рука не поднималась.
Когда торжественное молчание затянулось, Максимилиан хмыкнул и, развеивая ощущение официоза и натянутости, демонстративно откинулся в кресле:
– Ну, раз никто не хочет начинать, предоставьте это мне, – произнес он с потрясающей смесью небрежности и предвкушения, от которой сразу захотелось подобраться и, по примеру Ногицунэ, с любопытством дернуть хвостом. – Итак, вчера… нет, уже позавчера… в общем, на Айне напали. Но застать ее врасплох не получилось…
– Пророчицу – врасплох? Наивные… – насмешливо протянул Ками и заработал долгий, тяжелый взгляд от наставницы.
– Скорее, понадеялись, что Айне все равно ничего противопоставить не сможет. Считается, что магия Эфемерата девяти отражений неагрессивна. Да и пророки почти никогда не вступают в открытое противостояние… – покачал головой Дариэль.
Вот уж кому после стычки привалило работы… Айне еще легко отделалась – энергетическим истощением да несколькими глубокими порезами. Хуже было местным жителям – из-за пожаров, обрушения зданий и задымления пострадала уйма народу. К счастью, смертей удалось избежать, и благодарить за это стоило Дариэля. Последние два дня мы с ним из Приграничного не вылезали. Целитель – потому что не мог пройти мимо людей, нуждающихся в его помощи. А я… что греха таить, я чувствовала смутную вину за тот единственный удар, нанесенный в пылу схватки. Уже сейчас становилось ясно, что я никогда не привыкну причинять боль
И после той стычки двухдневной давности отвращение к себе было не меньше, чем три года назад, на Пути Королев, когда нам с Ксилем пришлось прорываться к порталу через засаду. И еще более мерзко я чувствовала себя оттого, что у меня все получалось слишком, слишком легко. Одно касание нитей – и кайса оказался погребен под обугленным древесным стволом. Если бы не та Древняя, поспешившая на помощь соратнику, на моих руках бы прибавилось крови…
Я не должна была об этом жалеть. Война есть война – с нами тоже не в игрушки играли… Но мне, ученице одного из лучших алхимиков и целителей нашей эпохи, всегда хотелось не калечить, а лечить. Создавать, а не разрушать.
К сожалению, выбора часто не оставалось.
– Пророки не вступают в противостояние? Это заблуждение. Просто мы стараемся все свои битвы выигрывать заранее, – безмятежно улыбнулась Айне, вертя в тонких нервных пальцах алый осиновый лист. – Делать врагов друзьями, не появляться там, где будет опасно…
– Игра на опережение? Уважаю, – сладко улыбнулся Ксиль и, искоса глянув на меня, с удовольствием потянулся. Я невольно проследила за ним, по старой привычке. Смотреть – и не уставать любоваться… Как сейчас – на когти, вцепившиеся в подголовник кресла, на запрокинутую голову, на так естественно и гибко выгнувшуюся спину…
Лицо словно обдало жаром.
У меня тут же руки зачесались подойти и одернуть водолазку этому провокатору, чтоб не щеголял голой поясницей. Конечно, я понимала, что такое поведение ему уже в кровь въелось. Но здесь, кажется, князю было некого вводить в заблуждение и уж тем более – соблазнять.
«А как же ты? – вкрадчиво поинтересовался Максимилиан, не прекращая вслух расхваливать преимущества превентивного удара тем томным, медовым тоном, каким обычно говорят неприличные комплименты. – Может, я для тебя стараюсь?»
«Во-первых, я несовершеннолетняя, – мрачно откликнулась я, совершенно точно зная, что этот аргумент Ксилю до лампочки. – Во-вторых, это отвлекает от обсуждения, что может потом выйти боком не только мне. В-третьих… Ксиль, я не могу одновременно терзаться муками совести из-за того, что у меня кровь на руках, и… и… любоваться тобой, бездна! Не своди меня с ума. Притормози на время, ладно?»
Максимилиан ничего не ответил, но все-таки уселся нормально и водолазку поправил.
– Итак, что же мы имеем в итоге? – продолжил он после паузы уже серьезно. Я ощутила мимолетное сожаление. Когда Ксиль переставал дурачиться, то ситуация казалась куда мрачнее. – Двадцать семь раненых, шестнадцать разрушенных домов и полностью сгоревший яблоневый сад – в минусе. В плюсе – два пленника, мертвый демон и вот эта голубая пакля. Видимо, чтобы окна на зиму утеплять, – он непочтительно поддел когтем прядь волос Древней. Ками издал непонятный хрюкающий звук, подозрительно похожий на сдавленное хихиканье. – Не знаю, как вы, а я с нетерпением жду объяснений нашей драгоценной
