* * *
А теперь он лежал в «плимуте» с закрытыми глазами, не шевелясь и не двигаясь, а ощущая совершенно неизвестное ему прежде блаженство не насилия, не траха, не секса, а — любви. Лэсли любила сейчас его тело, каждую его часть — любила его шрам, губы, шею, грудь… Причем именно любила — голубила своими, губами, языком, нёбом…
Он даже не заметил, когда она разделась, а только ощутил, как она накрыла его своим теплым телом — как мать накрывает одеялом ребенка.
И как ребёнок ощущает материнскую грудь приоткрытыми губами, так он вдруг ощутил губами ее сосок, и открыл губы, и принял ее грудь, испытывая — наконец! — то теплое блаженство ребенка, которое обошло его при рождении в лагерной больнице.
Мама! Падая, она прошептала «Коля!», и он вспомнил наконец ее лицо — такое же круглое и с ямочкой на щеках, как у этой Лэсли…
И вдруг — импульс хрипа и слез, неожиданный даже для него самого, сотряс его тело. Словно из пещерной глубины его души изверглось все звериное, дикое, кровавое, злое и садистское — то, на чем держалась его профессия и его проклятая жизнь.
Лэсли испуганно замерла на нем.
— Вотс ронг?
Расслабившись под ее мягким и теплым телом, он беззвучно плакал.
И она, американка, баба с совершенно другой планеты, каким-то общеженским чутьем угадала, что это хорошо, что пусть он поплачет.
— Итс о'кей. Итс о'кей, Ник. Ю кэн хэв э край…
Она высушила губами его слезы, а потом опять поползла по его телу вниз, снова целуя каждый миллиметр…
Он закрыл глаза.
Но теперь он добрался-таки до Америки и американской жизни. И эта жизнь пришлась ему по душе. По утрам, пока в школе были каникулы, Николай, Лэсли и Джонни загорали на пляже и сооружали там песочные крепости, пока не налетала какая-нибудь волна и не смывала их…
Потом, после «Лэйбор дэй» — праздника Труда, Лэсли с утра отправлялась в школу на работу, а Николай в ее запущенном дворе собирал опавшие листья, корчевал сорняки-кустарники, чинил невысокую ограду.
А когда Лэсли возвращалась, они везли в прачечную мешки с бельем и одеждой. В автоматической прачечной была очередь, и Лэсли жаловалась Николаю: «I hate this place! It's so dirty! And it's not safe to make laundry with someone else stuff. When I'll get rich the first thing I'm going to buy is my own laundry machine!»… [Я ненавижу это место! Тут такая грязь! И вообще это плохо — стирать в машине, где кто-то стирал до тебяю Когда я разбогатею, я первым делом куплю себе стиральную машину!]
На пирсе яхт-клуба, где ремонтники чинили дорогие яхты, Лэсли договорилась с хозяином о работе для Николая и обрадовано сообщила ему: «Congratulation! You got a job! 12 bucks in an hour! And you can start with next yacht — may be in a week!» [Поздравляю! Ты получил работу! 12 долларов в час! И ты можешь начать со следующей яхты — буквально через неделю!]
И вечером Лэсли открыла бутылку шампанского, произнесла тост за его первую американскую работу: «The first American job! We have to celebrate!» А ночью любила его долго И вкусно…
А наутро он повез ее в «Sears» и на все свои деньги купил стирально-сушильную машину!
За что ночью Лэсли любила его еще слаще…
И уже короткая, подковой, борода, закрывая его шрам, отросла у Николая с того дня, как он поселился у Лэсли. Но однажды…
В тот день он чинил старую черепичную крышу дома Лэсли. Внизу возле стремянки работал Джонни — подавал инструменты и черепицу, а в перерывах собирал из «Лего» какого-то монстра. И так, работая, они общались.
— By the way, Nick, — не глядя на Николая и как бы между прочим, говорил Джонни. — D'you know how the’re making children?
— Как делают детей? — переспросил сверху Николай. — No, I do not know. Do you?
— Oh, come on! — отмахнулся, не поворачиваясь Джонни. — Everybody knows that, even in the kindergarden. You have to put your dick in woman vagina… [О. не ври! Все это знают, даже в детском саду. Ты вставляешь свой dick в женскую вагину…]
Николай озадаченно остановил свою работу, посмотрел сверху на Джонни:
— What is «dick»?
— Dick is a penis, — объяснил Джонни. — Each man has to put his penis in woman vagina, and that how they are making children. Right? Or it's different in Russia? [Мужчина вставляет свой член в женскую вагину, и так они делают детей. Правильно? Или в России это иначе?]
— Well… Нет… — осторожно сказал Николай. — Ай синк ит из тзе сэйм ин Раша…
— Have you done it to my mom? [Ты уже это сделал моей маме?] — все еще индифферентно поинтересовался Джонни.
— N-no… — еще осторожнее ответил Николай.
— So, do it!!! — посмотрев на Николая, потребовал Джонни. — I wonna have a brother! Or at least a sister. What you're wasting your time for? [Так сделай! Я хочу брата или хотя бы сестру! Чё ты время теряешь?]
Некоторое время Николай смотрел сверху на Джонни, потом позвал его:
— Джонни, кам хиар.
— Where?
— Up here…
— No, I can't. My mom is not letting me go to the roof. [Я не могу, мама мне не разрешает на крышу.]
— It's okay, come. [Ничего, залезай.]
— Really? [Правда?]
Николай кивнул и позвал его жестом наверх.
Джонни, бросив игрушки, радостно подбежал к стремянке и легко взобрался на крышу.
