надземки, машины и пешеходы сновали, не соблюдая никаких правил движения: автомобили парковались и разворачивались как хотели, а люди переходили улицу, где им вздумается, или вообще останавливались посреди мостовой — просто поговорить.
На тротуарах стояли лотки с русскими матрешками, косметикой, дешевой обувью, кассетами, коробками конфет, банками с русской икрой!
Со всех сторон гремела русская музыка, а вывески магазинов, написанные хотя и по-английски, звучали странно: GASTRONOM MOSCOW… RESTAURANT BAKU… CAFE KIEV… BLACK SEE BOOKSTORE… RESTAURANT ODESSA… ZOLOTOY KLUCHIK…
Перед Биллом был знаменитый Брайтон — район, заселенный русскими эмигрантами…
Но Биллу некогда было любоваться этой экзотикой. Он опустил стекло в окне и нетерпеливо спросил прохожего, тащившего тяжелые сумки с овощами:
— Excuse me. Where is the Sadko restaurant?
— Talk Russian! Гавари па русски! — сказал прохожий.
— Restaurant «Sadko».
— А! «Садко»? — И, поставив свои сумки на мостовую, прохожий показал за угол: — За углом! Understand?
— Thanks…
Билл тронул машину и тут же ударил ногой по тормозу, а рукой — по гудку, потому что две толстые бабы устроили совещание прямо перед капотом его машины.
Так, гудя, тормозя и дергая машину короткими рывками, он все же добрался до двери с вывеской «Restaurant SADKO», оставил свой «линкольн» под знаком «NO PARKING» и вошел в ресторан.
Здесь, в крошечном тамбуре-вестибюле перед раздевалкой, Биллу преградил дорогу верзила-«дормэн» лет сорока, с косой челкой, двумя стальными зубами и татуировкой на левой руке.
— Закрыто! Closed!
— It's okay. I need to see Mr. Blum.
— Его нет. No Blum.
Но Билл был уверен, что верзила врет.
— Bullshit! Tell him: my name is Bill Longwell. No! Give him my card.
И Билл, усмехнувшись, вручил верзиле свою визитку.
Верзила неохотно взял визитку и в сомнении посмотрел на Лонгвэлла. Совсем как пару недель назад секретарша Лонгвэлла смотрела на мистера Блюма в приемной «Nice, Clean & Perfect Agency». Однако Билл, бывший агент Интерпола, знал, как разговаривать с такими типами.
— Come on! — приказал он властно. — Do it!
Верзила, выражая фигурой сомнение, скрылся за боковой дверью.
Билл достал из кармана платок, вытер вспотевшую шею и огляделся.
Стены вестибюльчика были увешаны выцветшими плакатами с лицами незнакомых ему эстрадных певцов и певиц. Но, зная хоть пару русских букв, можно было прочесть: «Маша РАСПУТИНА», «Олег ГАЗМАНОВ»…
— Welcome, — послышался голос. — Заходи!
Билл повернул голову.
В настежь открытой боковой двери стоял верзила, за ним была видна большая и прокуренная комната с двумя бильярдными столами, Заставленными ящиками с этикетками: BORSCH… РАН LAVA… KEFIR… KAVIAR…
А рядом с этими столами, за отдельным столиком, сидели Савелий Блюм, какой-то рыжий бородач лет тридцати пяти и еще двое мужчин. Они играли в карты, и на столе перед ними был и пепельницы, полные окурков, и пачки долларов. При виде стремительно приближающегося Билла Блюм предупредительно поднял руку:
— Момент! — Затем он открыл свои карты и в досаде швырнул их на стол. — Shit! — И повернулся к Биллу. — What — happened? [Что случилось?]
— I wonna talk to you tet-a-tet. [Я хочу поговорить с тобой тет-а-тет.]
— О'кей! — Блюм жестом отпустил своих партнеров. — Садись.
Билл сел и, как только трое картежников удалились в глубину ресторана, бросил на стол перед Блюмом русскую газету «Американская правда». На ее первой полосе в центре была фотография.
— Что это? — спросил Блюм.
— Твой гребаный «Русский герой». Николай Уманский.
Блюм обрадованно взял газету:
— Неужели?
Действительно, на фотографии, на фоне какого-то пляжа, стоял босой и полуголый Николай Уманский со спасенным им мальчишкой и его матерью. Большая статья с русским заголовком «РУССКИЙ ГЕРОЙ СПАС СЫНА ШКОЛЬНОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ: В МАРБЭЛХЭДЕ!» подробно описывала это героическое спасение.
— Они уже делают в Бостоне русскую газету? — удивился Блюм.
— «Американская правда». Выходит раз в неделю.
— А как ты ее нашел?
— Очень просто. Заказал в «клипс-сервис» криминальную хронику, связанную со словами «Russian» и «Николай Уманский». Это же Америка, Блюм! Час назад я получил эту газету, позвонил в редакцию и выяснил, что твой герой живет у этой Лэсли О'Коллин, 22 Пайн-стрит, Марбэлхэд. Райское место, кстати. Когда-то рядом высадились первые британские пилигримы, а теперь там четыре яхт-клуба. Ты будешь вызывать человека из России для этой работы? Или справишься сам?
Блюм внимательно посмотрел на Билла. Его лицо замкнулось.
— Это не твое дело, — сказал он холодно, покрутив перстень на руке. — Тебе это будет стоить еще десять косых. Или — нового заказа.
— Что ты имеешь в виду?
— Прошлый раз ты сказал, что получил новый заказ.
— Да. Но в такой ситуации…
— Решай, — жестко сказал Блюм. — Или еще десять косых за этого Уманского. Или мы делаем эту работу сами, а ты даешь мне новый заказ.
Две лошади неспешно бежали по кругу на плацу перед конюшней. На одной сидел шестилетний Джонни, он прекрасно держался в седле. На второй Николай — с трудом и теряя стремена. Глядя на него; Джонни хохотал и кричал шестидесятилетнему хозяину конюшни, который стоял в центре плаца и наблюдал за ними:
— Дедушка! Он уже сидит! Смотри! Он уже держится! Разреши нам поехать! Я хочу, чтобы мама увидела, как он ездит…
Хозяин конюшни махнул рукой и ушел в конюшню.
— О'кей! Он разрешил! И с восторгом сказал Джонни. — Поехали!
И азартно пришпорил лошадь…
Николай с опаской последовал за ним по тропе для конных прогулок, посыпанной темной древесной стружкой.
В лесу Джонни перешел на шаг, и Николай догнал его. Сквозь желтеющую листву и паутину светило теплое осеннее солнце. Безмятежно летали бабочки, пчелы, стрекозы. Безмятежно стучал дятел на высоком клене. Безмятежно скакал и друг за другом толстые американские белки. Блаженный лесной покой стоял вокруг, и Джонни на ходу вел очередной урок английского.
— Sky, — сказал он, показывая в небо.
— Скай, — послушно повторил Николай.
— Beautiful sky.
— Бютифул скай.
— Good! — одобрил Джонни и показал на облака: — Clouds.
— Клаудс.
— There are clouds in the sky.
