— За вас, Вадим! — обрадованные таким элегантным поворотом, зашумели все и потянули ко мне свои стаканы. — Он абсолютно прав! Вы объединили нас!
Я покраснел от смущения. А Барри Вудстон уже прикалывал мне на пиджак новую бирку INTERNATIONAL PRESS ASSOCIATION. А Мичико тянула ко мне свой бокал с минеральной водой.
— Но пожалуйста, Вадим! — вдруг громко сказал Питер, держа лед у разбитой и распухшей губы. — Не надо больше проблем! Умоляю тебя!
— Я не уверен, что готов лететь с тобой в одном самолете, — сказал Гораций, и так они хохмили еще часа полтора, и я подыгрывал им, и при этом все мы старательно делали вид, что Дайана не имеет никакого отношения к тому, что случилось на площади у Савеловского вокзала.
— Госпожа Колягина, вы заявили в газете, что есть заговор против Горбачева. Можете ли вы назвать нам, кто заговорщики?
— Не в целях саморекламы, а просто, чтобы ввести вас в курс нашей политической кухни, я должна рассказать, откуда и как это газетное интервью возникло, — сказала Таня Колягина утром в гостинице «Космос», когда наша группа превратила завтрак в гостиничном ресторане в деловую беседу с сенатором Колягиной. — У нас на телевидении есть очень популярная вечерняя программа «Взгляд». Эта программа идет в эфире живьем, и ее смотрит практически вся страна. Меня пригласили туда прокомментировать некоторые аспекты экономической реформы, а я вместо этого заявила на всю страну, что есть заговор против Горбачева и перестройки. Ведущий программы растерялся, стал прерывать меня, но нам было важно предупредить о заговоре, и, мне кажется, я успела это сделать. Потому что в стране уже сложилась ситуация, когда разные группы людей на разных социальных уровнях начинают консолидироваться с целью свержения кабинета Горбачева.
— А что это за группы? На каком уровне они действуют?
— Представьте себе, что буквально на всех уровнях! От Политбюро до простого обывателя. Но любопытно, что борьба консерваторов против Горбачева в Политбюро у всех на виду, хотя сам Горбачев старается эту борьбу не афишировать. И сопротивление перестройке со стороны обывателей тоже очевидно — «хомо советикус» жгут кооперативы и так далее. А вот самый мощный и уже действующий механизм заговора — он скрыт, не виден, он за кулисами. Я имею в виду организованный и крупномасштабный саботаж перестройки со стороны всего управленческого аппарата страны. В ста километрах от Москвы стоят сотни неразгруженных составов с продовольствием, а в московских магазинах продуктов нет. На складах гниют тысячи тонн мяса, овощей, фруктов, а население стоит в очередях за простой картошкой, потому что магазинные полки пусты. Кто это делает и для чего? Macштабы этих операций говорят: это начало хорошо продуманной кампании саботажа с целью вызвать в народе недовольство правительством, заставить народ выйти на улицы и это правительство сбросить. А затем, чтобы усмирить беспорядки, будет введено военное положение. Консерваторы возьмут власть в свои руки. В первый же месяц они выбросят в магазины все запасы продовольствия, которые прячут сейчас, и покажут стране, что при демократии, мол, нечего было жрать, а при сильной власти — пожалуйста. И получив таким образом популярность в обывательской среде, начнут возвращать страну к сталинизму. Вот их сценарий, и они его уже проводят в жизнь.
— Знает ли об этом Горбачев?
— Горбачев окружен людьми, которые сортируют поступающую к нему информацию и очень часто искажают реальную картину или вообще блокируют многие ценные сведения. Именно поэтому я пошла на такую телевизионную диверсию.
— И как он реагировал на ваше заявление?
— Если говорить о прямой реакции, то ее нет. И вообще, сегодня понять Горбачева очень непросто. Если в начале экономической реформы были видны его прорыночные намерения, то теперь он все больше отодвигается от радикальных реформаторов. Например, он не признаят частную собственность, без этого рыночная экономика работать не сможет. Недавно наше правительство обложило частные кооперативные предприятия драконовскими налогами. Это значит, что Горбачев и премьер-министр Рыжков вообще уходят «вправо», к консерваторам.
— Какие же у вас перспективы? Не у вас лично, а у страны?
— Мы подсчитали, что если раздать крестьянам землю, то 15 процентов нашего сельского населения может прокормить всю страну. Однако из 14 миллионов колхозников 4 миллиона — управляющий аппарат, то есть колхозное начальство. И они блокируют раздачу земли, ведь иначе они перестанут быть руководителями. И так — во всем обществе. Поэтому мой прогноз таков: мы стоим на пороге колоссальной инфляции. Именно колоссальной — вспомните это интервью хотя бы через год. Инфляция у нас должна быть по многим причинам, но именно саботаж перестройки подстегнет волну массовых рабочих забастовок, и в результате будет стремительное падение уровня жизни. То есть, те отрицательные явления, которые были в Югославии и Польше, будут у нас удесятерены. И этим немедленно воспользуются те, кому нужно, чтобы народ окончательно возненавидел и правительство, и Горбачева — с тем, чтобы совершить правый путч.
— А что потом?
— А потом — коллапс. Потому что наш народ уже невозможно заставить работать в системе плановой социалистической экономики. Нужны будут массовые расстрелы людей, нужны будут новые лагеря, и только под страхом смерти люди будут работать в этой системе, влача полуголодное существование. А на фоне всеобщего развала усилится национальная вражда…
— А есть ли шанс избежать такого ужасного развития событий? Есть ли шанс, что к власти придут не консерваторы, а радикальные реформаторы?
— Сейчас все будет зависеть от Горбачева. Если он не с консерваторами, то он должен открыто объяснить народу, почему он с ними блокировался. Сегодня повести за собой страну на коренные реформы может только человек с кредитом общенационального доверия.
— Может ли Ельцин оказаться таким человеком?
— Посмотрим. Понимаете, народу можно все объяснить, не боясь, но при этом нужно все время двигаться вперед. Потому что шоковая терапия хороша только при наличии очевидных и регулярных позитивных сдвигов. Иначе будет очень страшно. Не только магазины будут пусты, но стрелять будут на улицах, как стреляют в Карабахе. Ведь у нас уже идет гражданская война — война бюрократической мафии против народа. Но об этом никто не говорит…
В 11.40 мы получили у администрации гостиницы свои паспорта, а гостиничные грузчики повезли наши чемоданы в интуристовский автобус. При этом Барри Вудстон и Оля Зеленина так многозначительно твердили нам «Watch your baggage!», что каждый сопровождал свой чемодан через весь вестибюль до автобуса. Почему-то это очень не понравилось грузчикам, они оставили тележку, полную нашими чемоданами, возле автобуса и ушли. И нам пришлось самим снимать чемоданы и загружать их в багажные люки автобуса.
— Хотите, я отвезу вас в аэропорт на машине? — сказала мне Колягина. — И по дороге поболтаем.
— С удовольствием! — ответил я и сел рядом с ней на переднее сиденье ее «жигуленка». — В Америке у нас сто сенаторов, но мне все некогда с ними встретиться. Так что вы будете первым в моей жизни сенатором-шофером.
И как раз в этот момент возле нас с визгом остановились три такси, и из них выскочили золотозубая директриса школы номер 32, учительницы Шура и Мария, а также дюжина детей в белых рубашках, пионерских галстуках и с цветами в руках. Они подбежали к автобусу, окружили Роберта Макгроу, вручили ему цветы, стали шумно прощаться, а золотозубая директриса снова расцеловала его в обе щеки и сказала многообещающе:
— До встречи в Америке!
Наши зааплодировали, а я подумал, что Толстяк был прав: Роберту уже не уйти от этой золотозубой судьбы.
Тут Колягина завела мотор и тронула свою машину. Конечно, я мог остановить ее и попрощаться с Марией. Но как бы выглядело такое прощанье в глазах ее партийной директрисы?
Не зная, как поступить, я промедлил с секунду, а Колягина уже перевела рычаг на вторую скорость и дала газ. И в этот миг Мария наткнулась взглядом на желтый «жигуленок» Колягиной, увидела, что я уезжаю с какой-то женщиной, и наградила меня таким взглядом, про который великий русский поэт Некрасов сказал: «Коня на скаку остановит…».
