пошла готовить завтрак», – она поспешила на кухню.
Дженнифер невидящим взглядом смотрела на бекон, жарящийся на сковородке, и думала о том, что их вчерашняя близость для Патрика ничего не значит. Так, мелкий эпизод. Но почему? Молодые мужчины, с которыми Дженнифер раньше вступала в интимные отношения, всегда восторгались ею, расточали комплименты, уверяя в преданности и искренности своих чувств. А Патрик… Отвел смущенный взгляд и не произнес ни слова. Ни намеком не дал понять, что помнит о вчерашнем вечере.
Дженнифер чувствовала себя полной идиоткой и утешалась лишь тем, что накануне все-таки сумела совладать со своими эмоциями и не призналась ему в любви. Слабое утешение! Обида и разочарование захлестнули ее с новой силой, ее плечи задрожали, и она беззвучно заплакала. Никогда еще Дженнифер не была так сильно влюблена. Никогда равнодушие мужчины не приводило ее в такое отчаяние, не ранило и не обижало. Впрочем, если разобраться во всем без эмоций, поведение Патрика можно объяснить и даже извинить. Они долго работали вместе над музыкальным спектаклем, и Патрик считал ее коллегой, другом, но не более того. Он не воспринимал ее как женщину, не замечал, как она стройна, не придавал значения ее полному любви и восхищения взгляду. А она-то лелеяла мечту, что, увидев ее обнаженной, Патрик наконец прозреет. Поймет, что перед ним соблазнительная, прелестная молодая женщина! Она вдруг почему-то вспомнила героя старого полузабытого фильма, который однажды снял очки и увидел мир во всем его многообразии и красоте.
«Мисс Райленд! – шутливо обратился бы к ней Патрик, устыдившись собственной непроницательности. – Да вы, оказывается, прекрасны!»
Дженнифер решительно вытерла слезы, сполоснула лицо холодной водой и заставила себя улыбнуться. Ну уж нет, в присутствии Патрика она будет вести себя легко и непринужденно и ни намеком не даст ему понять, как глубоко уязвлена.
Прислушиваясь к шуму льющейся воды, доносившемуся из ванной комнаты, Дженнифер приготовила к жареному бекону яичницу и положила кусочки хлеба в тостер.
Войдя в кухню, Патрик поцеловал Дженнифер в щеку.
– Ты приготовила завтрак, Дженни? – бодро осведомился он. – Ты прелесть!
Прелесть… Не «дорогая моя», не «желанная», не «любимая»…
Налив в чашки горячий кофе, Дженнифер села напротив Патрика и принялась за еду.
– Да… наша Мередит – и где ее только черти носят? – рискует остаться без вкусного завтрака, – пробормотал Патрик. – Пристально взглянув на Дженнифер, он виновато промолвил: – Дженни… прости, но я действительно не знаю, что сказать.
– А ничего и не надо говорить. – Она попыталась улыбнуться.
– Дженни… Это я во всем виноват. Мне не следовало… Когда ты сняла с меня ботинки и поправила галстук, я вообразил… О черт!.. А ведь ты просто хотела помочь мне… Правда?
– Возможно.
Смущенно заглядывая в глаза Дженнифер, Патрик коснулся ее руки.
– Пожалуйста, прости меня. Ты же знаешь, что я прекрасно к тебе отношусь.
– Я тоже замечательно к тебе отношусь, Патрик! Я ведь не девочка, и если бы в тот момент хотела тебя остановить, то непременно сделала бы это. Но я поступила по-другому. Ладно, давай обо всем забудем. Что было, то прошло. И никому от этого хуже не стало.
Она порывисто встала из-за стола и налила себе еще кофе. «Никому хуже не стало»… А лучше? Оказывается, Патрик к ней прекрасно относится! Однако прекрасное отношение – не любовь.
Дженнифер снова села и задумалась. В сущности, никакой трагедии не произошло, и рано делать вывод о том, что она безразлична Патрику. Вчера у них был чудесный день: удачно прошла премьера, они очень приятно провели вечер в ресторане… Патрик не любит ее? Так это пока. На все нужно время, а уж тем более на то, чтобы привыкнуть друг к другу и оценить внешние и внутренние качества партнера. Придется потерпеть и подождать, пока Патрик поймет, что Дженнифер Райленд необходима ему и он хочет связать с ней свою судьбу.
Всю следующую неделю Патрик и Дженнифер продолжали свои совместные занятия, однако новые свежие идеи не приходили, и прежде живой процесс творчества напоминал теперь унылую рутинную работу. За эту неделю Дженнифер ни разу не посетило вдохновение, мысли текли вяло, и она напоминала себе трактор, намертво увязший в мокрой тяжелой земле. А она хотела бы порхать, как бабочка над цветами.
Патрик ни взглядом, ни жестом, ни намеком не дал ей понять, что помнит об их недавней близости. Возможно, он забыл об этом? Дженнифер же, напротив, вспоминала ту ночь постоянно, заново переживая каждое сказанное им слово, каждое его прикосновение.
Глядя на голову Патрика, склоненную над клавиатурой, она снова и снова вспоминала о том, как целовала его виски, ощущала едва уловимый запах тела. Тонкие длинные пальцы Патрика бегали по клавишам, а Дженнифер представляла себе, как они нежно ласкают ее. Губы Патрика жадно искали ее горячие губы… они оба наслаждались поцелуями. В ту ночь они с Патриком любили друг друга, были по- настоящему близки, как это случается между мужчиной и женщиной. Не может быть, чтобы это не оставило в душе Патрика ни малейшего следа!
Теперь по ночам Дженнифер подолгу не засыпала, и мысль, что Патрик в соседней комнате, в гостиной, не давала ей покоя. Он так близок, надо сделать лишь несколько шагов… И вместе с тем добраться до него – все равно что дотянуться до луны.
Внезапно узнав, что одна из девушек-танцовщиц хочет снять квартиру и ищет напарницу, Дженнифер вдруг решила сменить место жительства. Она поселится вместе с той девушкой, а Патрик… Вот пусть он и подумает, что заставило ее пойти на этот шаг! Может, тогда он посмотрит на Дженнифер иначе и уже не будет воспринимать ее как коллегу и приятельницу.
Но взвесив все «за» и «против», Дженнифер все-таки отказалась от мысли о переезде. Во-первых, не стоило ломать привычный уклад жизни и привыкать к новой соседке. Во-вторых, смена квартиры означала, что она будет меньше видеться с Патриком. Наивно полагать, что ее переезд заставит Патрика скучать, тосковать и он осознает, что Дженнифер необходима ему. Это глупо и самонадеянно. Разлука крайне редко укрепляет и усиливает чувства. «С глаз долой – из сердца вон!» – утверждает житейская мудрость.
Как-то позвонил дедушка. Услышав его голос, она мгновенно ощутила острое чувство вины, потому что сама крайне редко звонила домой. Причин было несколько, но главная заключалась в том, что дед не одобрял ее увлечения театром. Он полагал, что ничего, кроме неприятностей, театр внучке не принесет. И для подобных суждений у него имелись веские основания.
Когда-то его единственная дочь вышла замуж за актера, который был гораздо старше ее. Отец категорически возражал против того, чтобы дочь связала свою судьбу с театром, но она пренебрегла его мнением. Через несколько лет муж дочери умер от сердечного приступа прямо на сцене, а спустя какое-то время погибла от злокачественной опухоли и мать Дженнифер. Разве эти трагические события не убеждают в том, что театр приносит одни несчастья? А теперь вот и Дженнифер увлечена им…
– Когда ты вернешься домой, моя девочка? – начал дед. – Я очень беспокоюсь о тебе. Конечно, по- твоему, мои взгляды на жизнь устарели, но… – Голос деда звучал бодро, но Дженнифер уловила в нем печальные интонации, не свойственные деду прежде.
Ему было восемьдесят лет, он выглядел бодрым и здоровым, но ведь в таком возрасте все может случиться. Желая перевести разговор на нейтральную тему, Дженнифер спросила:
– Как ты проводишь время?
– Продолжаю заниматься кое-какими финансовыми делами, встречаюсь со старыми друзьями, на днях собираюсь в оперу… Дженни, и все-таки когда же наконец я увижу тебя?
– К сожалению, пока не знаю, дедушка. Нашу пьесу прекрасно приняла публика, и надеюсь, она еще долго будет идти. Но у многих актеров, занятых в спектакле, подписаны и другие контракты, поэтому состав исполнителей меняется и мое присутствие необходимо.
Причина, названная Дженнифер, звучала весьма убедительно. Но существовало еще одно важное обстоятельство. И сообщать о нем деду она не могла и не хотела.
– Как у тебя с деньгами? – озабоченно спросил он.
– Все в порядке! Нам платят за каждый спектакль, так что я зарабатываю весьма прилично, не волнуйся!
