…Нельзя брать гитару… Не забудь о подарке…
Ладонь разжалась. Пистолет неслышно ударился о мягкую землю.
Комментарии Гарсиласио де ла Риверо,
римского доктора богословия.
Я не погиб в тот страшный день, 10 июля 1651 года. Пуля пробила легкое, меня считали безнадежным, но я все-таки выжил. Хочу верить, что отец Гуаира действительно принял меня за мертвого, а не сознательно оставил истекать кровью посреди погибающего табора.
Не хочу даже о нем думать слишком плохо.
Иногда мне начинает казаться, что меня спасла молитва отца Азиния. Не верю в поповские чудеса, но ведь искренняя молитва доходит до Господа!
Я устал опровергать всю ту ложь, которую автор щедро рассыпает по страницам своей книги.
Наказной гетьман Иоанн Богун и не думал бросать крестьянское ополчение на расправу озверевшим полякам. Произошла страшная случайность. Эвакуация действительно проходила скрытно, и чей-то нелепый выкрик вызвал панику. Отец Гуаира, естественно, не пишет, что Богун лично прибыл в табор, пытаясь спасти обреченных.
Между прочим, казаки не захватили с собой ни военную казну, ни личное имущество гетьмана Хмельницкого, что еще раз свидетельствует о том, что они собирались вернуться.
Конечно, никакого «чуда» отец Азиний не совершал. Автор не только скверный писатель, но и плохой гидравликус. Судя по всему, болото было вполне проходимым, особенно после того, как сам отец Гуаира построил отводной канал.
Глава XVI,
служащая также эпилогом и повествующая о том, как возликовали Небеса.
Смерть: А вот и я! Ага!
Илочечонк: «Ага» – твое имя?
Смерть: Вот дурень! Меня не узнаешь? А ну-ка угадай: я худа, я бела и черна, появляюсь – все дрожит, и еще у меня есть кое-что острое. Угадал?
Илочечонк: Бела, черна, дрожит, острое… Понял! Ты – трясогузка!
1
Я повертел в руках серебряную чарку, вздохнул, поставил на стол.
– Как? Не нравится? – вскричал Стась Арцишевский. – Адам! То ж вудка гданська!
Я смолчал – из вежливости. Что вудка, что горилка, что пульке! В полесских болотах не выпьешь лакрима кристи.
– То ты, Адам, бардзо великий зануда, – уверенно констатировал Стась, подливая в чарки из огромной мутной скляницы. – Дзябл! Не надо было тебе в ксендзы, дурная башка! Говорил я тебе, говорил!
Арцишевский, как всегда, прав. Арцишевский, как всегда, пьян. Вот только усы поседели, да возле рта легли глубокие морщины.
– Ну, сто лят, друже! Не потонул в болоте, не сгоришь в огне. А повесят – не беда!
За такое не грех было и выпить. Даже вудки.
Стася я не искал – он нашел меня сам. Я только перешагнул отворенные настежь ворота королевского лагеря, только успел задать первый вопрос насмерть пьяному гусару, как на меня налетел кто-то знакомый, усатый, дышащий перегаром.
Судьба!
Стась все-таки успел на войну. Батарея поручника Арцишевского лихо лупила в упор по татарской коннице. Стрелял ли он по безоружным хлопам, я не спрашивал. Десять лет назад Стась отказался наводить мортиры на восставших негров. Но война домова[29] не знает жалости.
– Ну, то слушай, Адам, – Арцишевский покосился на недопитую скляницу, прищурился. – Про нунция твоего я дознался, у себя он, в шатре. Да только знай: пока не допьем – не отпущу!
Его предки поступали проще. Валили дерево поперек лесной дороги и тащили очумелых путников за стол – пить до полусмерти.
– Отпустишь, – вздохнул я.
Мы переглянулись, Стась обиженно засопел.
– У, холера! Ну, то как обычно! Свинья ты, Адам, хоть и ксендз! Столько лят не виделись!.. Ладно, вали к его мосци, да только не задерживайся. Без тебя пить не стану, слово чести! А придешь, достану вудки берлинской, да щецинской, да еще пейсаховки…
Я решил подождать, пока весь реестр не выплывет наружу. Стась всегда силен в подобных баталиях – даже когда единственным поводом был первый вторник на неделе. Сейчас же гулял весь лагерь, все шановное поспольство. Третий день войско Его Милости праздновало великую победу под Берестечком.
– …А зальем все рейнским, а мало будет – брагой поддадим! Пся крев! Давно с тобой не пили!
Я встал, соображая, где можно найти подходящую по росту сутану. Нунций Торрес, по слухам, весьма походил на мессера Инголи. Только тот стар, а этот, говорят, в самом соку.
– Погоди! – остановил меня Стась. – Ты же узнать просил! Про полоняника этого…
