Я поглядел вперед, на опустевшую площадь. Внезапно показалось, что возле дощатого помоста мелькнуло знакомое платье. Девушка в маске оглянулась…
Нет, чудится!
– Ехать надо, пан Адам! Ждет кнежна!
На этот раз карету не подают, но на конских чепраках – все тот же герб, когда-то остановивший меня на шумной римской улице. Грозный Гиппоцентаврус, в давние годы пожалованный моему веселому предку, Остафию Романовичу, его дружком, крулем Жигимонтом-Августом.
– То едем, пане Адам?
Площадь пуста. Comedia finita.
Едем!
– Ты, дядя, совсем как ребенок! Ну кто сейчас по городу ходит, скажи пожалуйста? Да еще без гайдуков, без понту!
Востроносая девчонка, кнежна Анна-Станислава, дочь кнежа Михайлы, была явно недовольна своим непослушным родичем. Я невольно залюбовался ею. Без меховой шапки, в которой моя племянница впервые предстала передо мной, она казалась совсем маленькой. А ведь дочери моего покойного брата уже восемнадцать, скоро замуж отдавать!
– Все! Пошли в дом! Сначала обедать, а потом… Ну, дядя, почему ты такой непослушный?
Я становлюсь послушным и покорно позволяю делать со мною, что ее душе угодно. Отправить переодеваться («ну хоть бы кунтуш надел, дядя!»), затем – вести меня в обеденную залу («знаю, что неудобно, но это княжье кресло, тебе в нем сидеть»!).
Я не обижаюсь. Мой брат Михайло умер шесть лет назад, и девочке самой пришлось взять в свои маленькие руки огромные владения Горностаев. Руки оказались крепкими.
Шесть лет назад Конгрегация попросила меня составить доверенность на управление всем моим имуществом. Тогда я удивился – все, что мне полагалось после смерти отца, я отдал Обществу еще в коллегиуме. Я не знал, что теперь речь шла о майорате: о Горностайполе, необозримых землях в Литве и Польше, дворцах – в Вильне, Кракове, Ейшишках (так и не удосужился узнать, где эти Шишки!).
Анна-Станислава не отдала отцово наследство Обществу. Бумаги ничего не значили. По Литовскому Статуту все, оставшееся после брата Михайлы, принадлежало мне – кнежу Адаму.
Мне – живому. А Общество, как известно, наследует своим сыновьям.
О смерти брата мне так и не сообщили. А потом Илочечонка вызвали из Прохладного Леса.
А я еще удивлялся!
– Извини, дядя, из-за этой проклятой войны приходится обедать, словно последним мугырям!
Я содрогнулся. И не только из-за того, что было на столе. Не от золота блюд и чаш, не от молчаливого усача за моим креслом («ты же кнеж, дядя!»). Поражал дом. В Риме приходилось бывать в гостях у кардиналов, даже к двум герцогам довелось заглянуть. Но такое! А киевский дом Горностаев, как мне объяснили, вовсе и не «княжий» дом, а тем более не дворец. Вот в Ейшишках!..
Свят-свят!
– Дядя! Я же тебе говорила, не наливай себе вина! Тебе нальют, понимаешь? У нас даже шляхтичам загоновым на обедах вино хлопы наливают!
Я отдернул руку от серебряного кувшина и с тоской поглядел наверх. Под самым потолком удобно расположилась семейка пузатых и щекастых Амуров – необыкновенно уродливых, зато с ног до головы покрытых золотом. Тот, что с краю, показывал мне язык.
Я не удержался – ответил.
– Дядя!!!
Да, не повезло кнежне Анне с родственником. Виданное ли дело – потомок Гедемина с Ольгердом Амура передразнивает!
– И вообще, я просила тебя прочитать бумаги, те, что на секретере. Я специально велела их привезти сюда из Вильны.
…В Вильно я ее и нашел – после того, как побывал в Гомеле. В тот раз мне было не до фамильных грамот, но моя племянница оказалась настойчива. Даже согласилась приехать в опаленный войной Киев.
– Там отцово завещание, все наши привилеи, владельческие записи…
– Уже, – улыбнулся я. – Прочитано.
Недоверчивый взгляд был мне ответом. Я вздохнул.
– Документ первый. Пятое января, A. D. 1520. «Кнежу Васылю Горностаю на держане замку и волости Могилевское до его живота и описание всих повинностей на господаря и ему, яко державцу, приходящих». Документ второй. Седьмое мая A. D. 1583 «Подтвержене кнежу Остафью Горностаю некоторых земель в Ковенскому и Кричевскому повете…»
После седьмого документа – «на держание» все тех же Ейшишек, я понял, что самое время остановиться. Негоже кнежне ясной с открытым ртом сидеть.
– Я не юрист, кнежна Анна. Там все основано на литовском праве, а в коллегиуме я учил римское, причем и его забыл…
– Дядя! – вздохнула она. – О чем ты? Или мне юриста нужен? Неужто ты не понял: то все – твое! Ты – кнеж Горностай!
Я вновь поглядел на наглеца-Амура. Пыльный золоченый язычок еле заметно подрагивал.
