Ох, и не люблю же я плотников! Ну, совсем не люблю. И дерева пиленного запах, и стружки, а уж если смолой потянуло! И удивительного в том нет ничего – кто эшафоты строит, скажите на милость? А виселицы из чего срублены?
Вот то-то и оно!
Не люблю – по раздельности даже. А тут – все сразу: и дерево свежеструганое, и стружки под ногами, и смолой несет – видать, сосны не пожалели. И деться некуда – пришел и сиди. Как на том бочонке из-под солонины. Или опять же – на сундучке.
Мудрено понять дона Фонсеку, архидьякона бритого. Мудрено – но можно. Ждал я, что следующим вечером мне в знакомый подвал идти доведется – тот, что в Башне Золотой. И не ошибся, между прочим – прислал падре Хуан мальчонку из хора соборного с приглашением.
…Не с запиской, конечно. Мараведи мне передали, вроде как должок от кого. Приметный мараведи – с дыркой. А на словах – другое совсем. Вот из-за этого другого я сюда и попал, на площадь у Хиральды. Стружки свежие нюхать.
Нюхаю. Нюхаю, по сторонам поглядываю. А много же народу собралось! Все помосты свежесрубленные заполнили (только-только плотники отстарались, даже стружки не убрали), даром что Хиральда всего час назад заутреню отзвонила. И не просто собралось – основательно. Кто сыр с хлебом захватил, кто окорок целый, а кто и винишко притащил – прямо в бутыли кожаной. Потому как сидеть долго придется. Акт Веры – это даже не коррида. Утром начнется – и до ночи самой.
А вот и «бом!». Даже не «бом!» – «бом-м-м-м!»
Хиральда!
В общем, понял я его, дона Фонсеку. Велел он мне на Акт Веры пожаловать, дабы не забывался Белый Начо. Поглядел чтобы, память прочистил. Вот и пришел я – куда деваться-то? Сам пришел – не звать же сюда Дона Саладо!
…Лучше бы падре Хуан и в самом деле меня в склеп с мертвяками кликнул!
Бом-м-м-м-м!
Зашумело, волной по толпе побежало. Вскочили добрые севильянцы, шеи выставили, глаза выпятили.
Королева! Она! На троне, помосте высоком, что справа от собора, там, где галерея Градас начинается. Не одна, понятно – свита весь помост заполнила, от камней и золота глаза режет. А кто именно там – не разглядеть, далековато все же. Вроде бы митра золотая с троном рядом – не иначе сам архиепископ там.
А где ему еще быть, архиепископу? Акт Веры!
Бом-м-м-м-м! Бом-м-м-м-м!
Начали!
Отвернулся я, на рожи любопытствующие поглядел. Ох, добрые севильянцы, сапожники да лодочники, бронники да портные! Лучше бы и вправду на корриду ходили – или на арголью, к примеру.
…И пикаро здесь, конечно. Любопытный мы народ, ни одной беды не пропустим.
– Идут! Идут!
Не удержался – сам поглядел. Идут! Эрмандада во всей красе – в шлемах начищенных, в латах сверкающих, со стягом развернутым. Нога в ногу, ровно так. Еще бы! Сама Изабелла Трастамара смотрит.
– Иду-у-ут!
Крест! Огромный, тяжелым золотом сверкающий. Из самого Собора крест. Хоть и покрывало черное сверху – а все одно золото не спрячешь. Светит!
…Так же точно крест этот выносили семь лет назад, когда падре Рикардо убивали. И Эрмандада шла, и священники соборные, и певчие, и всякий прочий народец. И так же красиво, чинно, ряд за рядом.
В пятом ряду падре Рикадро шел – до сих пор помню. В короне бумажной, в рыжем плаще с драконами, с кляпом во рту…
– Иду-у-у-ут! Иду-у-у-у-ут! Веду-у-у-ут!
Тянут шеи добрые севильянцы, пускают бутыль по рядам. Вот они, злодеи державные, веры нашей Христианской поругатели, Кастилии враги смертные!
То есть, не они еще пока. Первые ряды – это беглецы которые. И есть они, и нет их. Вместо людей – куклы в полный рост. Большие, каждую двое фратин зеленых волокут. Издалека, впрочем, и не отличить – личины краской размалеваны, короны бумажные на головах, плащи с пламенем и драконами сверху наброшены.
Значит, палить станут. Корона бумажная да плащ рыжий – самый знак.
– …грешники сугубые, перед Церковью не раскаявшиеся, а посему на свободу отпущенные…
Орут глашатаи, гам и свист перекрикивают. Да все и так ясно. Хорошо придумано – «отпущенные»! Отпускает их Супрема на волю – прямо на дрова горящие.
– …а также в ересь иудейскую совратители, еретики, обрядов мерзких свершители…
Уже не куклы – трупы. Прямиком из могил выдернули. На ноги поставили, смолой облили, чтобы не развалились, плащи накинули, короны опять же. И – волокут.
Так что не ошибся я насчет склепа и покойничков!
– …Клятвопреступники, двоеженцы, растлители…
