приносил вести. Я помню вас, друзья – и пусть моя память станет вам мавзолеем.
И о тебе, Серторий, не стану много рассказывать. Ты мертв, мертвы твои товарищи, но слово есть слово, клятва есть клятва. Когда тебя убили, твой враг Помпей приказал бросить в огонь все письма, все документы, желая, чтобы война умерла вместе с тобой. Пусть будет так, Пятый! Сжигаю этот свиток.
А за мечи – спасибо! Ты прав, испанская сталь прочнее римской. Было чем удивить врага.
– Ну и вид, у тебя мой Аякс!
– А уж у тебя, госпожа Папия!
Смеемся, головами качаем, друг на друга смотрим. Не впервые смотрим, но привыкнуть и вправду трудно. Лохматый плащ, лохматая шапка, калиги на ногах – и те мехом наружу.
– Как нас вообще в город пустили, Папия? Чистые медведи! Ну, ты, скорее, медвежонок.
Вновь смеемся, дальше идем. От городских ворот до форума всего нечего, с тысячу шагов, так что мы почти на месте. Не одни, конечно. Слева медведь, справа медведь… Полная улица медведей.
Потому и пустили. Праздник в славном городе Кавдии, день Аполлона Кавдийского, здешней округи покровителя и оберегателя. А на праздник всех пускают, даже медведей из окрестных гор. Совсем рядом они, Апеннины, сразу за воротами дорога вверх ползти начинает.
Это уже не Кампания – Самниум. Но не слишком далеко от Везувия, два дня пути. То есть, это если по Аппиевой дороге – два, мы без дорог обошлись. Зачем они медведям?
– Тебя, Аякс, все равно за местного не примут. Без косичек ты.
– Ты тоже. Ничего, под шапкой не увидеть.
Верно, какой же самнит – да без косичек? Правда, в последние годы многие по-римски стали стричься, в скобку. То ли и в самом деле удобнее (поди заплети целую дюжину на затылке!), то ли надоело медведям, что гордые квириты пальцами в них тычут, насмешки строят. И соседи не отстают: лохмачи, мол, да еще с косичками, вот умора!
Не обижайтесь, медведи! Просто не одеваются так у нас, в Кампании. А вот пастухи самнитские без мехового плаща, без шапки из дому не выйдут, даже летом, в жару. То есть, не из дома, конечно. Лето, все – и взрослые, и дети, – на пастбищах горных, редко-редко вниз спускаются. Разве что на праздник.
– Прямо на форум, Папия?
– Угу. Чего тут еще смотреть?
Смотреть и вправду нечего. Мал городишко, за час обойти можно. Зато славен. В давние дни разбили здесь храбрые самниты римское войско. Кого убили, кого в плен взяли – и под ярмом пройти заставили. Хоть и три века назад было – а приятно!
Сейчас и город римский, и все тут римское, только в горах еще самниты остались. Овец пасут, коз доят. Мирно живут, покорствуют. Их даже иногда в город пускают. Сегодня, к примеру.
– Это чего, храм, Папия?
– Ну… Если присмотреться…
Что город, что храм – полторы колонны под круглой крышей. Только ни к чему нам Аполлон Кавдийский. Вечером, с темнотой, его чествовать станут, жертвы приносить, мольбами утруждать. До вечера мы ждать не станем, нам на другой праздник надо. Ему сейчас и начаться.
Посмотрели мы с Аяксом налево, направо посмотрели. Возле храма – помост, возле помоста – толпа. Здесь уже не плащи меховые – тоги и паллы. Римляне собрались, хозяева!
Кажется, пришли?
– Эй, жители Кавдия достославного! Эй, гости-соседи! Ближе подходите, сзади не стойте, кто толстый, бр-р-р-рюхо вбери, кто вдохнул – выдохни. Сюда, сюда!
Орет краснобай-глашатай, старается, рожи строит, чуть ли не подмигивает. А народец и звать не надо, тут он, возле помоста-катасты. Непростой помост: сам вокруг себя вращаться может. Ну, не сам, понятно. Вон, парни дюжие наготове стоят, сигнала ждут.
Они ждут. Народ ждет. И мы с Аяксом ждем.
– В день Аполлона Кавдийского, в наш пр-р-р-аздник веселый, летний, радостный пр-р-р-родолжаем тр-р-р-рационную р-р-р-распродажу скотинки! Овец пр-р-родали, быков с рук сбыли, и коз больше нет. Кончились те, что о четыр-р-р-рех ногах. Кто остался?
Это шутка. Сейчас смеяться положено. Смеяться – и отвечать.
– Двуногие! Двуногие! Двуногие!..
Со всех сторон – со смехом, с гоготом, со свистом.
– Дву-но-га-я ско-ти-на! Дву-но-гая! Говорящая!..
Прямо-таки расцвел глашатай, верный ответ услыхав. Руки к небесам воздел, рот до ушей раззявил:
– Пр-р-р-равильно! Начинаем аукцион! Лучшие р-р-рабы во всей окр-р-р-ге, во сей Италии, во всем мир-р-р-ре! Эх, р-р-р-ребята, выводи двуногих-говорящих!
– А-а-а-а – а-а-а-а!
Главный рабский аукцион в Риме, в самом центре – у храма Кастора. Там нашу семью продавали – бабушку, мать, сестру, меня. Аякса продавали дважды – в Беневенте и Капуе. И Эномая продавали. И Крикса, и Каста, и Спартака. И всех остальных тоже. Все мы – проданные, все мы – двуногая говорящая скотина.
На что же вы римляне рассчитывали, когда о пощаде молили?
– …Из-за мор-р-ря, из-за гор-р-р привезли! Глядите, глядите: вот галл, вот сириец, а вот и фр-р-ракиец.
Заскрипел помост-катаста, повернулся. Не без труда – полон. Мужчины, женщины, дети, ступить некуда. Вот она, скотинка двуногая – любуйтесь! Любуйтесь да приценивайтесь, монеты считайте.
– Хор-р-роши, а? Ноги у них в мелу – не спутаете, добр-р-рые гр-р-раждане Кавдия, сра-а-азу отличите.
Торга еще нет, товар хвалят. Сначала всех вместе, потом – каждого в отдельности. Тут уж слов мало: осмотрят, ощупают, зубы пересчитают, с катасты вниз спрыгнуть заставят. И таблички прочтут – у каждого на шее висит. Все там о скотине: откуда привезена, лет сколько, послушна ли воле хозяйской.
– А вот пленные, с венками, тоже фр-р-р-ракийцы, добыча наших славных легионов…
…Мертвые белые лица у тех, кто на помосте. Красные жадные хари – у тех, кто внизу. Посмотрели бы на себя, подумали: кто на скотину больше походит?
Отвернулась. Не могу!
– А кто чужого не любит, своим гор-р-р-рдится, вот вам и местные, свои, тут р-р-родились, тут и вскор- р-рмлены. Какие кр-р-расавцы, сам бы купил, да вам оставляю! На козочку, на козочку эту поглядите, добрые гр-р-р-раждане! Поглядите – да сер-р-р-ребро готовьте, дешево не отдадим, с тысячи тор-р-рг начнем!..
Сжали мои пальца Аяксову ладонь. Погладил меня по плечу одноглазый. Ничего, мол, Папия. Пусть орет, недолго осталось!
– …Терция-рабыня, хоть молода да шустра, мужчин ласкать умеет, порку терпит, по дому убирается…
– Аякс, ты меня выше. Погляди, как там?
– А чего глядеть, госпожа Папия? Порядок полный!
Ну, если порядок, да еще полный! На всякий случай стала на цыпочки, осмотрелась. Верно, порядок. Катаста-помост в центре, стражники там же, рядом с ними эдил стоит, порядка этого блюститель. И все власти славного города Кавдия поблизости, в тогах праздничных. Вокруг помоста – тоже тоги и паллы, редко-редко плащ меховой увидишь. Медведи подальше устроились, по краям площади стали. Только мы с Аяксом возле самой катасты стоим, незваные, непрошенные.
– А сейчас, добрые гр-р-раждане, пр-р-р-риступаем!..
Приступаем – так приступаем. Скинула я плащ мохнатый, шапку на землю сбросила, одноглазому кинула – давай! Кивнул он в ответ, меня покрепче за пояс прихватил.
– …К тор-р-ргам!..
Р-р-р-раз! Мелькнуло перед глазами небо в тучках мелких – и вот я уже на помосте. И сама бы запрыгнула, только в панцире легионерском не слишком удобно, особенно если не по росту он. А откуда такому взяться, чтобы по росту? Не принимают в легионы маленьких. Так что панцирь – да еще перевязь с
