И вдруг я поняла – Учителю вовсе не смешно. Странное дело – им, сотворенным Отцом, трудно понять нас, обезьян. Нам проще. Во всяком случае, мне.
– Он меня испугался, Учитель. Вы, дети Отца, привыкли бояться силы. И если кто-то не боится вас…
Его взгляд не скользнул – ударил. Выдержала – не отшатнулась.
– Это хорошо, Папия, Моя ученица, что ты его прогнала. Самаэль и все прочие должны знать свое место. Хорошо! Но хорошо лишь то, что хорошо кончается. Понимаешь, о чем Я, обезьянка?
Подумала. Поняла.
– Хорошо то, что люди смертны. И я – смертна. Мне никогда не стать сильнее вас, Сыновей Отца. Я просто не успею… Кажется, мы с Тобой вместе придумали еще одну притчу, Учитель?
– Угу.
Этот разговор случился позже, много позже. Кажется, через год, после того, как я ушла из Рима. Спартак тогда был еще жив.
– Узнал я, госпожа Папия. Как есть, узнал! В Ноле декурион наш, занят очень, да так, что и на день отлучиться не может. Я с рабом его, с привратником, в таберну завернул…
– В Ноле… Декурион Феликс Помпеян в Ноле. В Ноле… Когорта «Жаворонок». Спасибо, Аякс! Кажется, мы сделали все, что можно. Или нет?
– Да, Папия, чего мы еще с тобой сделать могли, вдвоем-то? Когорты Глабра окружить, стрелами засыпать, в плен взять и на крестах развесить? На себя лучше погляди – не белая ты даже, зеленая, ровно лягушка. Хватит, ложись спать!
– На крестах… А хорошо бы, Аякс! Всех – на крестах!
– Ага. Страшная ты очень, погляжу. И твоего декуриона тоже – на крест? Спи лучше! Эх, была бы у меня такая дочка!..
– Отчего вы, Сыны Отца, столь жестоки, столь немилосердны? – спросила я Учителя.
– И кто это, такой добрый, интересуется? – усмехнулся Он.
Сон, не сон…
– Да проснись ты, госпожа Папия! Проснись, говорю!..
Не сон.
Яркое солнце за окном, за отворенными настежь ставнями, ласточки в белесом от жары небе. Помпеи, славное заведение дядюшки Огогонуса. Все знакомо, все обычно. И Аякс все тот же… Нет! Не тот же, совсем не тот.
– Госпожа Папия! Проснись, наконец!
Проснулась.
– Что-то случилось? Что-то…
Можно не спрашивать. Все на лице у одноглазого написано – большими буквами, как в школьных прописях.
– Спартак…
Сглотнул, по лицу ладонью провел, глазом своим единственным моргнул, словно под веко пыль попала.
– С утра закричали. Сначала на форуме, потом на улицах. Разбиты наши, у Везувия разбиты. И Спартак вроде как… Убит, значит.
Привстала, в окно посмотрела, все еще не понимая. Ласточки, ласточки… Хорошо вам там, в небе, ой, хорошо! До первого ястреба.
– Эта когорта, «Жаворонок» которая… Квинтилий Басс, в общем. Перехитрили наших, ночью напали. Почти всех на месте положили, кто уцелел, на вершине заперся.
Встала, накинула тунику.
Кивнула.
Все ясно! Как думали, так и случилось. Когорта «Жаворонок», ветеранская, отборная, успела раньше, чем наши на Везувии спохватились. И что ночью напали, тоже понятно. Мастера!
– Папия! Госпожа Папия! Тебе… Может, воды дать?
Стиснула зубы, помотала головой. Вот так, богиня Папия! «Гордыня не просто завышенная самооценка, это – принципиально неправильная самооценка». Лучше надо было Учителя слушать!
– Я поняла, Аякс. Спускайся вниз, скоро буду. У нас сегодня полно дел.
Пыль… Отчего так много пыли? Ее здесь всегда много, но сегодня вообще, хоть не дыши. Не дыши, глаз не открывай.
– Ой, убили! Ой, убили-зарезали! Всех убили, до последнего, кожу содрали, на кипарисах развесили, Спартака-старшого в цепи заковали! Ой, люди добрые, чего было, чего было!.. А? Чего было? Так все же говорят, все знают! Нет, сама не видела, но так ведь все…
Сколько пыли! Не иначе, ветром утренним нанесло. Или я просто не замечала, все по сторонам смотрела, ласточек в небе считала. А вот сегодня почему-то все больше сандалии собственные рассматриваю. Не хочется взгляд поднимать.
– Восславьте богов, квириты! Сокрушены супостаты, всеконечно сокрушены. Хвала тебе, Юпитер Капитолийский, хвала тебе!..
Людно сегодня на форуме помпейском. Торговцев, что из сел окрестных приезжают, не слишком – не иначе, букцины распугали, зато местных полно. Сошлись, сбежались. «Волчицы» сонные – прямо с подстилок соломенных, гуляки не похмеленные с рожами небритыми, разносчики уличные, носильщики, стражники. Еще бы, новость такая!
А какая собственно?
– Сам видел, слышал сам. Все, все видел! Я тогда аккурат к Везувию подъезжал. Гляжу: бегут. Нет, вначале не увидел – услышал. Букцина, значит, заиграла. Сначала одна, потом другая…
– Значит, протрубили в букцины – громко так, от души, потом – вроде как топот конский. Гляжу на дорогу, а там…
– Вначале конные, с сотню, не меньше, потом и пехота – бегом, с копьями наперевес. Крепкие такие, в годах, не иначе, ветераны…
Слушают. И я слушаю. То ли в третий раз, то ли в четвертый.
– Я к вилле ближайшей, что возле Везувия, а туда не пускают. Стоит десяток крепких ребятишек – опять же, с копьями, а дальше этот, на древке, серебряный. Ну, значок когорты который. Гляжу, а на серебре – жаворонок, тоже из серебра. И цифра – то ли пять, то ли шесть…
Пока мы из Испании плыли, трюмные благовония вдыхали, от скуки да от качки о многом с сенатором Примом поговорить пришлось. И о Риме проклятом, и о Сулле, и о Кампании нашей. Умен он, Прим, и знает много. Таких, наверно, и следует в сенат назначать. Только ум у него тоже – сенаторский, непростой. Вот, скажем, слухи, болтовня обычная. Вроде бы, невеликое дело – всегда люди языками чесали. И прежде, и теперь, и через тысячу лет будут. Только для Прима-сенатора это не просто словеса пустые да глупые – источник. Так и сказал он: «источник», вроде того, что на поляне лесной увидишь. Не беда, что вода мутная – пить все равно можно, если дать мути отстояться. Врут, перекручивают, но правду сыскать все-таки можно. Если, конечно, знать как. Прим мне и рассказал – как. Благо, времени на все хватило, и на это тоже. Долго плыли! Не так и сложно оказалось. Вначале следует найти этот самый «источник» – говоруна длинноязыкого, кто первым болтать начал, кто волну пустил.
Слухи, конечно, не только «источник». Ручеек и оружием стать может, если, к примеру, яду в него плеснуть. Но это уже иной разговор.
– Точно, точно, шестая когорта. Они уже с ночи на Везувии были, и лагерь разбить успели, и все вокруг прочесать…
Вот и хлебаю я из источника этого – полными горстями. Противно, но надо. А тут еще пыль. Откуда ее столько?
– Давно пора на крест этих разбойников! Где же видано такое? Десять рабов бежало в один день. И у меня бежали, и у соседа. Не иначе, к разбойникам этим проклятым и подались. На крест, на крест!
– Ой, убили! Ой, убили-зарезали! Всех убили…
– Я так поняла, Аякс. Болтают многие, площадь целая, а видел всего один. И
