одного и того же пятидесятилетнего в старой тоге присылать.
Вновь оглянулась – сгинул. Ну, что там на Форуме?
Политика, которой меня сенатор Прим учить пытался, на поверку не очень интересной оказалась. Главное ясно: люди стаей живут, словно звери. Звери они и есть – только «политические». Это не я придумала – грек один, лысый и бородатый, зато умный очень. Аристотель – тот самый, что женщину за человека не держал и зубы у собственной жены сосчитать не мог. В стае же этой грызня идет, кому первым быть.
Такое я и без Аристотеля лысого понимала. Частности важны.
Частностей же в Риме оказалось даже слишком много. Главное понятно: сулланцы против марианцев, одни – оптиматы, другие – популяры. Мы, Государство Италия, ненавидим всех, но с популярами надеемся договориться, хотя бы временно. Потому и ездили мы с Примом к Серторию.
На практике все сложнее оказалось. Оптиматы – не войско, и популяры не войско. И там, и там по пятьдесят вождей, возле каждого друзья и клиенты толпой собрались, кулаками машут. Когда кулаками, а когда и ножами. И не только машут.
Еще есть те, что против всех. Ну, вообще всех. Скажем, трибун Лициний Макр. Его, кстати, я в тот далекий день на Форуме и увидела. Выступал трибун, горячился, все власти римские свергнуть призывал. Свергнуть – и в Тибр, слушать даже страшно. Сенат – долой, консулов – долой, законы римские – тоже долой. Свобода, равенство, братство – и бесплатный хлеб каждый день.
Оно, вроде бы и хорошо – для нас, для рабов беглых, для Италии. Пусть режутся добрые римляне, спины нам подставляют. Только не все так просто. Подступит войско Спартака к римским стенам, что этот Макр и ему подобные выберут? К нам перебегут – или распри забудут и в легионном строю зашагают? Поди пойми!
Тогда я не понимала. И сейчас, через пропасть лет, тоже не понимаю. Когда Цезарь погиб и война началась, его враги к парфянам переметнулись, один даже целое войско возглавил – парфянское. У египтян серебро брали, у боспорян брали, у армян. Казалось бы, гибнет проклятый Рим, если уж чужеземцев на помощь звать стали.
Однако не погиб. Выжил, еще сильнее и страшнее стал.
Тогда, в тот далекий день, я всего этого знать не могла. Чувствовала? Пожалуй. Еще когда мы с Серторием переговоры вели, заметила. Уважительно говорил Серторий, выслушивал, соглашался, на уступки шел. А все-таки показалось, что мы для него – не союзники. В лучшем случае наемники, в худшем – враги, которых с другими врагами стравить следует.
Вот и думай, кто кого использовать собирается!
Сенатор Прим так и сказал. Закон есть такой политический: кто обманет, тот и победил. Главный закон.
– Папия! Папия!..
Это еще кто? Вот уж не вовремя, как раз уходить собиралась, встреча важная впереди. Что еще на Форуме делать? Макра послушала, Цезаря не застала. А встреча такая, что опаздывать нельзя. Парень из обслуги самого консула Лентула, говорит, слышал что-то важное.
– Папия!
Конечно! Марк Туллий Цицерон, щекастый да румяный. Волосы торчком, нос к небу.
– Только что из суда. Аттик, мой друг, выступал защитником и… Макра слушала? Ну, позор Рима!
– А кто гордость? – не сдержалась я. – Я ухожу, Марк Туллий. Если хочешь, проводи.
Потоптался, оглянулся нерешительно, подумал.
– Конечно. Полчаса у меня есть. Если ты на Священную дорогу, пойдем.
Ни к чему мне такой спутник, только вот так, сходу, Марка лучше не прогонять. Хитер парень, себе на уме – и глазастый до невозможности. А то, что адвокат, а не сыщик, невелика разница. Римлянин! Тем более, не адвокат он сейчас – квестор сицилийский, наместника Верреса правая рука.
Пусть проводит. Болтает пусть. Когда болтает – себя не слышит. Оратор!
Итак, Священная дорога. Чуток пройдем, Дом Весталок и базилику Семпрония позади оставим, затем я налево, а Марк… Куда угодно, но не налево. Скажу, что свидание у меня – с женатым мужчиной.
Цезарь, кажется, женат?
– Повезло, Папия! Говорил я сегодня с одним сенатором. Понимаешь, Веррес, наш наместник…
Это я уже слыхала – и не раз. Не сложилось у Марка с наместником, с первого же дня грызутся. А раз не сложилось, значит, стал Веррес чернее сицилийской ночи. Клятвопреступник, грабитель, насильник и вор…
– …Вор, вор, вор! Представляешь, Папия, он геммы и камеи собирает, так теперь на всем острове ни у кого ни одной камеи не осталось. Все забрал! Даже в храмах приказал из стен камни резные выломать…
Вот сейчас и надо исчезать. В пылу Цицерон, в самом боевом задоре. Ничего, послушаю еще немного.
– …Мне и поручили его на чистую воду вывести, улики собрать. Я возвращаюсь в Сиракузы, и… Держись, Веррес!
– Угу, – задумалась я. – Значит, будешь вместе с ним службу нести – и на него же улики собирать?
Даже остановился Марк Туллий – от удивления. Моргнул, снова моргнул.
– Но это мой долг. Долг квирита! Покарать преступника – что может быть важнее и почетнее для римлянина? Кстати, возьму с собой нашего Гай Фламиния, хватит ему в Риме голодать. Пристроим парня.
Не стала я спорить. Может, так и лучше, а то подойдет войско Крикса к Коллинским воротам…
– Да, Папия, сказать тебе должен. Гай Цезарь мне, конечно, помогает, мы с ним почти друзья, но истина дороже. Держись от него подальше! У Цезаря нет чести, нет совести, нет морали. У нас его зовут «мужем всех жен и женой всех мужей». Он начал развратничать еще с юности, его растлил Никомед Вифинский…
Тут уж я ушам не поверила.
– Он тебе помогает, он твой друг, а ты такое говоришь? И у тебя, значит, и честь есть и совесть, и мораль?
– Ну…
Повернулась я – и дальше пошла, не оглядываясь. Так кто интересно, «позор Рима»?
Марк Туллий Цицерон собрал улики, и Верреса осудили. Уверена, что за дело. Все они сволочи, наместники римские! Марк еще многих привлекал к суду – и тоже за дело. Сам взяток не брал, не нарушал законы, не был ни мужем всех жен, ни женой всех мужей.
Речи произносил регулярно. Длинные.
Как же ненавидели его добрые сограждане! С каждым годом все больше и больше. Марк, говорят, не понимал, обижался, сетовал на судьбу.
День, когда ломали его дом, стал для римлян праздником.
День, когда убили – тоже.
– Прогнать, хозяйка?
Мой чернобородый провожатый заметил его даже раньше, чем я. Его – лет пятидесяти, небольшого роста, небритого, в старой тоге с бородавкой на правой щеке. Только со Священной дороги свернули, только зашли на тихую улочку…
Вначале сзади семенил. Потом решился – подбежал.
– Прогнать?
– Нет, – вздохнула я. – Не надо, послушаем!
Если подошел, значит, не разбойник, не человечек от квестора. Тогда кто?
– Сиятельная Папия Муцила? Сиятельная…
В глаза не смотрит, пальцы края тоги теребят. Страшно? Но почему?
– Сиятельная Папия Муцила, счастлив твой гений! Прошу простить… Меня зовут Приск, Марк Фабриций Приск. Еще раз прошу простить, сиятельная!..
Ну вот, еще один Марк на мою голову! Да что случилось-то? Кивнула я чернобородому, понял тот, в сторонку отошел. А я подобреть успела. Не соглядатай ведь, не душегуб.
