талисман действительно помог. Это была своего рода игра: удача изменчива, а победа непостоянна, но лучше продолжить эту игру, чем остаться с пустыми руками.
Продолжал ли я играть здесь, на берегу Иордана? И делал ли я тот же выбор между неуверенностью в победе и возможностью выбыть из игры? Было ли это сном, или же настоящим светом царства, все еще пребывающего на земле, путь к которому я пытался отыскать? Эти вопросы мучили меня, и я начал испытывать неприязнь по отношению к упрямству Сусанны и молчанию Натана. Что я, римлянин, делаю вместе с ними?
Я повторил про себя молитву, которой научила меня Сусанна и которая была самой первой тайной учеников Иисуса из Назарета, что была открыта мне. Быть может, в ней содержалась магическая сила тайной мудрости? Однако напрасно я переворачивал все ее фразы в своем мозгу: мне удалось лишь понять, что здесь речь идет о смирении, присущем простым людям; произнося эту молитву, они могли найти в ней отраду и покой от своих хлопот, а я не был настолько наивен, чтобы надеяться на какую-то помощь со стороны.
Эту ночь мы все плохо спали, и утром нам было трудно пробудиться ото сна. Мария из Беерота капризничала и требовала, чтобы мы через горы перебрались в Самарию, потому что ей не хотелось столкнуться нос к носу со львом, изгнанным наводнением из леса. Сусанна была уверена в том, что что-то потеряла, и неоднократно проверила кухонные принадлежности и запасы еды, это задержало наш отъезд. Ну а Натан вовсе не казался спокойным и внимательно присматривался ко всему, что нас окружало, в то время как ослы, которым досаждали насекомые, стали демонстрировать свой норов.
Натан, изнемогая от болтовни Марии, ответил ей словами из Писания: «Множество путей кажутся человеку подходящими, но все они оказываются путями к смерти».
Затем, указав на меч, висевший у меня на поясе, он уверенным шагом пустился в путь, силой увлекая за собой навьюченного осла и словно давая понять, что мы вольны поступать так, как нам хочется, а он не намерен отступать от намеченного плана нашего предприятия.
– Мужчинам нечего бояться, – захныкала Мария – А я – самая молодая среди вас, и как мне говорили, такой кровожадный и хитрый зверь, как лев, всегда выбирает самую нежную плоть.
– Разве мы не можем идти по тому же пути, по которому ходил Иисус из Назарета? – сердито возразила Сусанна – Если тебе страшно, я могу ехать впереди, и пошлю льва куда подальше. Я уверена, что он не посмеет тронуть меня!
Ужасно рассердившись, я вмешался в их спор и сказал, что никому из нас не известно, по какому пути назаретянин отправился в Галилею, если только он действительно туда отправился! Возможно, эта история была придумана правителями Иерусалима, чтобы избавиться от галилеян. Лично у меня не было никакого желания с мечом в руке вступить в единоборство со львом, хотя в цирке мне однажды удалось видеть закаленного в боях человека, вышедшего победителем в подобной схватке. Однако Натану хорошо была известна дорога и подстерегавшие на ней опасности, и по моему мнению, самым надежным было следовать за ним.
Мы продолжили путь, и каждый из нас в душе сдерживал злость. Нам пришлось закатать одежды, чтобы пройти через полузатопленный брод, и заставить ослов идти в воду. Оказавшись наконец на суше, мы угодили в руки легионеров, радостно приветствовавших появление Марии. Увидев мой меч, они заставили меня спешиться, швырнули на землю и, думаю, могли бы убить, если бы я не выкрикнул по-гречески и по- латински, что я – гражданин Рима. Несмотря на разрешение на ношение оружия, они обыскали всю нашу поклажу, развлечения ради ощупали Марию, и я уверен, что если бы не мое присутствие, обязательно затащили бы ее куда-нибудь в заросли.
Отсутствие дисциплины в их рядах объяснялось следующим: они не входили в состав регулярного отряда, патрулирующего на дорогах, и не были на маневрах; просто их офицеру захотелось поохотиться на льва, и он вместе с лучниками отправился на холм, а повстречавшимся нам солдатам выпала задача выгнать хищника из зарослей громким стуком о щиты, что нельзя было назвать приятным занятием, несмотря на то что лев мог быть уже достаточно далеко, и поэтому, чтобы подбодрить себя, они выпили.
Их обращение настолько уязвило мое самолюбие, что теперь я понял, почему иудеи ненавидят римлян такой лютой ненавистью. Мое прежнее скверное настроение превратилось в безудержный гнев, и когда на вершине холма мне повстречался центурион, мысли которого были целиком обращены на то, как добыть шкуру льва, я вызверился на него и стал угрожать, что пожалуюсь прокуратору на поведение его людей.
И здесь я допустил ошибку. Центурион с испещренным шрамами лицом презрительно посмотрел на меня и спросил, к какому сословию я отношусь, если одеваюсь подобным образом и путешествую в сопровождении иудеев! Затем он подозрительно спросил:
– А ты случайно не принадлежишь к тем негодяям, что в последние дни толпами ломятся к Тивериадскому озеру? Теперь ведь наступила пора жатвы, а не паломничества. От этих путешественников не приходится ждать ничего хорошего.
Чтобы примириться с ним и попытаться что-то выведать о людях, которых ему довелось видеть, я попросил его извинить меня за несдержанность. Однако он никого не видел, потому что иудеи передвигались по ночам и пешком, избегая встречи со сторожевыми и таможенными постами. Он всего- навсего слышал о них.
– Будь осторожен и не попадайся им, потому что все галилеяне – фанатики, – снисходительно предупредил он. – В этих краях большая плотность населения, и часто приходят люди из пустыни, пытающиеся поднять восстание. Не более двух лет тому назад там плел сети заговора один ненормальный. Он говорил о приходе царствия иудеев и производил обряд их крещения в Иордане, чтобы сделать их неуязвимыми во время сражений. Тогда князь Галилеи отрубил ему голову, дабы показать, что он сам уязвим. Кстати, по землям вокруг Иордана все еще могут бродить люди;. из его банды.
Затем, неожиданно резко прервав разговор, он повернулся ко? мне спиной, посчитав меня, несомненно, человеком маленьким, поскольку я путешествовал подобным образом.
Когда мы опять пустились в свой полный приключений путь, Мария из Беерота, с презрением глядя на меня, сказала:
– Ты, похоже, небольшая птица, если какой-то потный и покрытый шрамами центурион может позволить себе обращаться с тобой с таким презрением!
– Может, ты смотрела бы на меня иначе, если бы я сейчас был в шлеме и наколенниках легионера? – с ухмылкой спросил я.
Мария сопроводила свой ответ презрительным жестом:
– Легионеры, по крайней мере, знают, чего хотят! Если ты римлянин, то почему тогда не путешествуешь, как подобает римлянину, и не пользуешься сопряженными с этим преимуществами? Тогда в разговоре с римлянами тебе не пришлось бы стыдиться заросших волосами ног и бородатого лица!
Я не верил собственным ушам! У меня зудели руки, чтобы срезать ветку дерева и задать ей трепку. Разгневанный я спросил:
– Куда же девалась девушка, которая поклялась благословлять меня до конца своих дней и обещала спать, как и я, под открытым небом?
Мария, гордо подняв голову, воскликнула:
– Никогда бы не подумала, что ты используешь подобным образом то, что я доверила тебе, рассказывая о своей жизни! В ней мне не повезло, однако если я действительно встречу воскресшего назаретянина и он простит мне совершенные ошибки и очистит меня, ты никогда больше не сможешь меня упрекнуть в совершенных грехах! Лучше бы ты исповедовался в собственных, которые, наверное, намного страшнее, если ты так унижаешься в поисках нового пути!
Мне кажется, что она не думала о том, что выкрикивала. Уставшая от изнурительного путешествия, она вымещала свое плохое настроение на мне. Но я не стал ей отвечать тем же. Она отстала и ехала рядом с Сусанной; было слышно как сначала пронзительно, а потом все тише и тише высказывали они оскорбления в адрес Натана и меня самого.
В этот вечер солнце скрылось за пурпурными вершинами гор Самарии; долина на какую-то минуту приняла призрачный вид, и плещущиеся волны самой большой реки Иудой стали черными; все казалось странным и нереальным, и моя душа освободилась от неприятных мыслей. Я вспомнил, как мир погрузился
