Ковригин всё записал на диктофон, не побоялся машинальным, чисто отцовским жестом положить на пару секунд тёплую руку на Денисову макушку, и мальчик вновь остался в одиночестве.
Соседи по палате пытались с ним поболтать, но Денис, скрывая скуку, отговорился, что жутко занят подготовкой к экзамену. От него отстали, пожав плечами…
Утром, проснувшись несколько раньше обычного, Денис взял с тумбочки кругленький пузатенький цилиндрик просфорки и робко прикоснулся к нему губами. Откусил чуток. Пососал. Понравилось. Хлеб растаял, превратившись в мякиш, который он проглотил. Понемногу исчезла вся просфора. Странно. Только что она была, и вот её нет. Словно мёд у Винни-Пуха.
Через два дня, когда Денис уже ходил по коридорам отделения, морщась иногда от боли, появился втайне жданный гость – отец Григорий. До обеда оставалось часа два.
– Ну, что, Денис, – сказал отец Григорий, – я пришёл тебя причастить святых Христовых Тайн. Ты как?
– Ничего. Нормально.
– Книжки-то прочитал, что Серафим тебе принёс?
– Прочитал.
– Всё понятно?
– Ну… так. Не понятно, как Бог в тебя входит. Как это ты принимаешь Бога в себя самого? И Он в тебе обитает. Это что значит – ты как Бог? Вообще Бог? И тогда всё сделать смогу, всё сотворить?
Ребята в палате, куда зашли Денис и его непривычный посетитель, прислушивались к странному разговору. Отец Григорий сложил на коленях руки.
– Сотворить, конечно, все мы можем. Мысль родить или идею. Нарисовать, построить, сконструировать и много-много чего может создать человек. Согласен?
– Ну… Согласен вообще-то.
– А создать живое существо или новый физический закон… даже не возьмём сложный организм, а единственную микроскопическую клетку хотя бы с той же био- и физиологией, как с начала времён существует, кто-нибудь сможет с помощью Слова, как это сделал Бог? Я уж помалкиваю о многочисленных попытках синтезировать из мёртвой живую клетку с помощью химических, физических, электрических методов. Абсолютно бесплодных попытках, заметь.
На это возразить Денис не мог: знаний не хватало. Но выглядело, и правда, убедительно.
– Так что Богом никто из людей не станет. Но зато все мы – Его дети, которых Он создал и полюбил всемерно, всеохватно. И мы стремимся стать Ему ближе, стать подобными Ему, и это тяжёлый и лёгкий путь одновременно.
– Как это?
Денис сдвинул брови, пытаясь понять.
– Тяжёлый – потому что придётся по-настоящему сражаться со своими страстями, грехами, с самим диаволом. Лёгкий – потому что Бог всегда помогает тому, кто просит Его о помощи, и потому ещё, что одолевшего тяжёлый путь ждёт награда, выше и дороже которой ничего у человека нет.
– … И что это? – затаив дыхание, спросил Денис.
Отец Григорий обвёл радостным взором ждущие лица притихших ребят.
– Вернуться в Небесные обители, к родному Любящему Отцу своему, Который всё простит, всё поймёт – всё, что человеку простить и понять невозможно. Домой вернуться.
Денис ощутил в себе незнакомую мощь, которая заставила его порывисто воскликнуть:
– Отец Григорий, я готов! Пусть и боюсь… но я хочу причаститься. Как Серафим. Он же причащается?
